— А мой миленок, как теленок,
Только веники жевать,
Проводил меня до дому
Не сумел поцеловать.
И вдруг он отчетливо увидел ее своим внутренним зрением, не то увидел, не то вспомнил — ту самую девушку, что пела, дерзко поглядывая на статного гармониста. У нее было почти Катино лицо: милое, раскрасневшееся, в форме сердечка, с маленькими ямочками на округлых щеках. И ясные, голубые Катины глаза, только волосы подлиннее — две косы пшеничного цвета, перекинутые на высокую грудь. «Катя! А где же моя-то Катя?» Мужчина мгновенно напрягся и оглянулся в сторону коттеджей на берегу, он хотел уже было кинутся назад, но вдруг схватился за голову и глухо застонал, согнувшись на днище лодки.
В уме его все тут же перемешалось: танцующая в круге стройная девчонка, сыплющая частушками, всадники на конях, подъезжающие к старому замку, кровь на снегу и злобное ворчание волков, яростно разрывающих дымящуюся на морозе оленью тушу. А потом молодой парень, что играл на гармони вдруг обернулся и посмотрел на Хати, заглянул ему прямо в лицо… будто в зеркало. И задорный молодой голос отчетливо прозвучал в самое ухо:
— Вань! А, Вань! Ты чего же замолк-то, касатик, душа пляски просит! Сыграй нам еще, миленький, зазнобушку свою порадуй!
Хати прыгнул с лодки в прохладную воду озера и поплыл на другой берег размашистыми мощными гребками. Постепенно мужчина приходил в себя. Голоса в голове смолкли.
Катя проснулось с каким-то странным недобрым предчувствием. В комнате больше не было никого. «Хати, наверно, спустился вниз и скоро придет ко мне». Катя привыкла вставать первой, пока Волк еще спит. Но, он обычно и ложился гораздо позже. За те полтора месяца, что они были вместе, Катя хорошо успела выучить все его привычки. Девушка поднялась с постели и подошла к ноутбуку, вспомнив, что так и не отключила его с ночи. И тут внимание Кати привлекла запись, сделанная небрежным полудетским почерком ниже концовки ее романа. «Скажи, Катя, зачем ты все это пишешь? Зачем так подробно рассказываешь на весь мир все самое личное, что у нас было? Это гадость! Я даже не знал, что ты такая!..»
Девушка медленно опустилась на стул и закрыла лицо руками. «Конец! И даже это слово «конец», что сама же я и написала… словно приговор. Теперь он считает меня грязной, порочной, развратной. Значит, я такая и есть. Вот ведь, насмешка судьбы — бывший муж говорил, что я зажатая и холодная, а тот, кого я, кажется, полюбила, теперь видит во мне похотливую дрянь. Господи, что же делать! Он ушел, он больше знать меня не захочет, я ему такая не нужна…»
