— Что дальше?
— Дальнейшая ваша судьба будет зависеть от ваших действий. И вашего усердия.
— Хорошо.
— Ещё одно. Мне известно ваше прежнее имя, но учитывая, что вы будете начинать с самого начала, мне не хотелось бы вызывать излишней… ажитации среди сотрудников.
— И?
— Уточните, какое имя можно назвать в официальных документах. Имя, которое устроило бы обе стороны. Пока что.
Небольшая пауза. Наверное, если бы женщина могла, она улыбнулась бы в этот момент. Наверное…
— Нуарейн. Меня будут звать… Нуарейн.
* * *
Санкт-Петербург. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Внутреннее кладбище Агентства «Альтаир».
По всем правилам и прогнозам, погода должна была быть дождливой и серой. Должна была, но не стала. Воин вышел утром во двор, под мелкую питерскую морось, покрутил носом, выругался последними словами и направился к Жрице. Каким и о чём был разговор двух глав отделов, так никто и не узнал: демон приказным тоном послал старших аналитиков в одном из самых известных направлений и на полчаса заперся с коллегой в её кабинете. Конечным же результатом этой беседы явилось, во-первых, то, что Жрица передвигалась, как выразился Гаури, «по лёгкой алкалоиде», а во-вторых — ясное небо, яркое солнце и тёплый ветерок.
— Наверное, надо что-то сказать, — проговорил Воин, когда все, кто мог и хотел, собрались возле могилы с простым надгробием: «Витольд Коваль». — И, наверное, я скажу первый. Здесь и сейчас нам очень хочется искать виноватых. Хочется найти того, кто в ответе за произошедшее. — Стоявшая чуть поодаль Тень при этих словах отвела взгляд в сторону. Воин помедлил секунду и продолжил: — Кому-то хочется взять эту вину на себя. Кому-то — переложить её на чужие плечи. Но факт, каким бы он ни был жестоким, в том, что виноват только один. Тот, кто направил руку, убившую нашего друга. Или, если быть совсем точным, — челюсти. Всё остальное — наше желание избавиться от боли, направить её хоть в какое-то русло, запереть в берегах осмысленности. Не позволяйте своей боли туманить ваши глаза, друзья мои. Как не позволял Витольд, а он, поверьте, знал толк в этой дряни. Вечная память тебе, оборотень. И доброго посмертия.
Воин коротко поклонился в сторону гроба, отошёл от могилы и крепко обнял за плечи Риву, тихо ронявшую слезинки в траву. Следующим вперёд вышел Палач.
— Я был его куратором, — просто произнёс он. — Не буду врать, что он был лучшим, с кем мне пришлось работать. В ученики бы я его точно не взял.
