Впервые с тех пор, как заболел отец, Сандра почувствовала, что расслабилась и успокоилась. Но все равно за всем этим скрывалось какое-то возбуждение, словно в ее жизнь впервые вошло что-то новое и удивительное.
Фил повернул голову, его губы расплылись в понимающей улыбке: он словно читал ее мысли.
— Пора идти, дорогая. — Он поднялся с ленивым изяществом человека, уверенного в своей неотразимости. — Надеюсь, вы согласитесь, что вечер был потрачен не зря.
Спорить не приходилось. Сандра подозревала, что легкая грусть на ее лице вызвала в нем ощущение превосходства победителя над побежденным.
Садясь в «кадиллак», она вздрогнула — как ей быть?! Фил явно не из тех, кого можно безнаказанно задевать. Его реакция на ее легкомысленное замечание, что между кефи и вандализмом нет никакой разницы, без сомнения, подтверждала это. Оставалось лишь надеяться, что его слова о сегодняшнем вечере означали, что ей все же удалось сохранить его как клиента.
Она, должно быть, заснула во время поездки, потому что почувствовала только аккуратную парковку машины и услышала голос Фила, нежно зовущий ее по имени.
— Зайдете на пару минут? — спросила она полусонно, желая быть вежливой. Самое большее, что она могла сделать, — это предложить ему чашечку кофе перед обратной дорогой домой.
Огонек желания вдруг мелькнул в его темных глазах, и с нее сразу слетела сонливость, уступив место ощущению надвигающейся опасности. Видимо, мгновенный страх отразился у нее на лице, потому что он сказал:
— Не сегодня, Сандра. — Его лицо смягчилось, в словах не было угрозы. — На сей раз был предложен только обед, а не постель с завтраком. Помните?
Как он смел понять ее таким образом?! Она сердито отвернулась от него и, нашарив в сумочке ключ, быстро открыла входную дверь. Когда она скрылась в доме, в ее ушах все еще звучал его смешок.
Сандра проснулась за несколько минут до звонка будильника. Она поставила его на восемь утра. Затем встала и, все еще сонная, пошла в ванную, где с отвращением посмотрела на себя в зеркало.
Стыд — слишком слабое слово для описания ее чувств, хотя здравый смысл подсказывал, что это первая за неделю ночь крепкого сна, и он должен пойти ей на пользу. Загнанный вид исчез, не было осунувшегося лица, а глаза блестели. Трудно было поверить, что ее вчерашнее экстравагантное поведение объяснялось лишь перебором в выпивке.
Она стоически приняла холодный душ, оделась, выпила кофе и съела пару бутербродов, поражаясь тому, что способна чувствовать голод после спектакля, устроенного вчера в ресторане. Если плакать от песни не было так уж постыдно, то позволять Филу прилюдно себя целовать — это уж слишком. У нее не было даже того слабого оправдания, что она пыталась предотвратить этот поцелуй.
