— Я в лес, господин офицер, не хожу. Нам староста начисто запретил. Ребятишки ходят, а мы — нет. Мы приказы сполняем…
— Староста будет повешен за преступный укрывательств! Сейчас мой зольдатен найдут в та изба твой медикамент унд инструмент для лечений. Они найдут твой сапог…
Он еще продолжал на меня кричать, когда вернулся Петрович с фрицами. Я, конечно, не поняла, что сказал фельдфебель, но я и так знала, что ничего они в нашей избе не найдут: ни лекарств, ни сапог…
Обер был в бешенстве. Он не хотел признать, что ошибся. Схватив Петровича за плечи, немец зарычал:
— Ваш деревня укрыл партизанский доктор! Генеральш! За это будет суд! Всем!
— Никого мы не укрывали! — хрипел в страхе Петрович. — Это Дашка, што ли, генеральша? Дашка? Дохторша? Смехота!
— Ты будешь сильно смеяться в петля. Ты будешь висеть на свой ворота!
Петрович от страха забыл о всякой почтительности:
— Кого хошь спроси! — кричал он в отчаянии. — Дашку Правдину все знают! Знаменитая доярка! На весь район — первая! Кого хошь спроси.
— Спрошу! — сказал обер. — Сейчас мы увидим метаморфоз: как коровий доярка станет генеральш. — Он сделал три шага вперед и обратился к женщинам: — Вы есть шестный русский женщин. У вас есть маленький ребенки, и им без мама будет плохо. Мы будем вас стреляйть, если вы нас будете обманывайть. Кто говорить правда, тот будет получайт три метра мануфактур унд пять литр керосин.
Все, как по команде, уставились в землю, чтобы не встретиться взглядом с фашистом.
Немец подошел ближе к женщинам.
— Мы знаем, что она есть жена генерал. И она есть доктор. Спрашиваю, как есть ее имя? Кто привел ее ваша деревня? Кто тот больной? Ну, отвечай первый ты! — Он ткнул пальцем на нашу соседку — Валю Липову.
Валя подняла глаза и четко проговорила:
— Дарья Правдина она. В деревне нашей всю жизнь живет. Я с ней на одной парте семь лет сидела…
— Следующий — отвечай!
— Доярка это наша… В бывшие времена…
— Следующий!
— Дашка это! До генеральши нос ейный не дорос!
Катя — дочка Петровича — скривила бледные губы и сердито сказала:
— Правдина это… Дарья! За пастухом покойным была замужем. Она у нас коровья генеральша!
Фашист переводил взгляд с одной бабы на другую.
— Значит, коровя генеральша? — переспросил он.
— Коровья! — подтвердила дочка Петровича. — Доярка!
Обер-лейтенант побагровел.
— Вы не говориль мне правда! Вы будет все иметь сильный наказаний. — Он круто повернулся ко мне. — Рад делать с вами знакомство, фрау генеральш, — сказал он, улыбаясь одними губами. — Машина подана, прошу вас делать мне честь…
