– Ну, что же ты! Помоги добрым христианам, – сказал пастуху гуртовщик.
– Ударь-ка кнутом! – подстрекал художник.
– Чёрта с два ударишь, – проворчал пастух. – Ведь тогда всё стадо разбежится. Это вам не лошади.
– Я же говорил, что коров нужно было связать попарно за рога! – кричал конюший.
– Ладно, ладно, я уж сам управлюсь, – проговорил пастух и свистнул. Из загона с громким лаем выскочила овчарка и бросилась к разбежавшемуся стаду. Она быстро обежала непокорных животных, хватая их за ноги, и в несколько минут согнала в гурт всё стадо, которое в полном порядке двинулось за быком с колокольчиком. Тогда и пастух поскакал вслед за коровами, покрикивая: «Гей, Роза, гей ты, Чако, куда ты, Кеше!» Он знал по имени всех коров, и они ему повиновались. Быка звали Гордый.
Тихо и спокойно шло теперь стадо по большой равнине.
Господа долго смотрели ему вслед, пока оно не поравнялось с волнующимся волшебным морем. Там коровы вдруг превратились в гигантов. Они казались теперь чёрными мамонтами на невероятно длинных ногах. Затем каждая корова слилась со своим зеркальным отражением, и всё это двинулось дальше. Постепенно коровы стали таять в серой мгле и, наконец, совсем исчезли, и только их перевёрнутые отражения продолжали медленно брести дальше, ступая ногами по небу. За ними, головами вниз, следовали пастух, погонщики и овчарка.
Художник лежал на траве, раскинув руки и ноги.
– Если я расскажу это в Вене, в клубе художников, меня выставят за дверь.
– Дурная это примета, – промолвил почтенный Шайгато, покачивая головой. – Хорошо, что хоть деньги уже у меня в кармане.
– Но скот-то ещё не на месте, – буркнул гуртовщик.
– Удивительно, что это зрелище до сих пор ещё не арендовано каким-нибудь ловким предпринимателем, –
заметил конюший.
– А мы его не сдаём! – горделиво отвечал Шайгато. – Я
знаю, если бы можно было, это чудо давно бы забрали в
Вену. Но город Дебрецен не отдаст его!
4
Двуколка ветеринара быстро тряслась по степи. Резвая лошадка не нуждалась ни в кнуте, ни в поводьях, она и так прекрасно знала своё дело. Доктор вынул записную книжку и что-то помечал в ней.
Немного погодя он поднял голову и вдруг заметил приближающегося галопом табунщика.
То была бешеная скачка; казалось, и лошадь и всадник обезумели. Лошадь то стремглав устремлялась вперёд, то останавливалась как вкопанная, взвивалась на дыбы и, внезапно повернувшись, бросалась в другую сторону.
Всадник с запрокинутой головой, весь изогнувшись, обеими руками держал поводья. Лошадь мотала, трясла головой, храпела и испуганно ржала.
