В четверг я снова купил водки, сидел на кровати, пялился в экран Инет ТВ, смотрел старый боевик, который уже сто раз видел, но посмотрю и в сто первый, потому что он мне очень нравился в детстве. Какое-то время забавлялся тем, что подбирал на главную роль разных актеров и пересматривал. Однажды загрузил свои данные, но смотреть на себя убегающего от коррумпированных полицейских хватило на десять минут. Возникли неприятные ассоциации.
Смотреть новости не мог. Однажды наткнулся на репортаж о чхоме. История про бунт на Вертажо Эридана была известна журналистам давно. Версия неполная, с многочисленными купюрами, но в общих чертах до земного зрителя донесенная.
Выступали официальные представители чхоме. На трибуне, у себя на родине, в провинции с непроизносимым названием, где гневно клеймили неблагодарных бунтовщиков.
Следующим кадром показали улицы столицы провинции, после известия о мятеже и смерти наших специалистов, — ученых, медиков, инженеров. Народ ликовал. Мужчины, женщины, дети прыгали, смеялись, корчили рожи в камеру.
Лучше смотреть боевики. Тоже вранье, но красочное.
На ковре рядом с кроватью темнело пятно на ковре. Меня часто рвало с похмелья, и я не всегда ставил перед кроватью таз. Рвоту убирал, но пятно осталось и регулярно обновлялось.
Передо мной на стуле стояла пустая бутылка водки, открытая двухлитровая банка с помидорами-огурцами, ломаная засохшая буханка хлеба.
Я с ненавистью рассматривал пузырчатые старые обои на стене. Те самые, что наклеены двадцать лет назад.
Я ненавидел обои. Ненавидел древнюю красную плитку в ванной. Ненавидел и презирал себя. Казался себе крепким мужиком, способным на все. А оказался ни на что ни годной тряпкой. Не приспособленным к гражданской жизни. Глотки резать, пожалуйста, а на работу устроится — шиш.
Помидоры кончились, я грыз пряные стебли укропа и не прожевывая выплевывал на покрытый газетой стул.
Раздался телефонный звонок. Я настолько отвык от этого звука, что не сразу сообразил, что я слышу? Сколько я здесь живу, телефон звонил раз пять-шесть. И все в первые полгода жизни здесь.
Я не хотел отвечать, но подумалось, вдруг это как-то связанно с работой? Не отвечали по Интернету, решили позвонить.
— Алло, — я старался, чтобы голос звучал трезво.
— Олег, это ты?
— Да, кто это?
— Это Сергей Арсеньев. Помнишь меня?
— Нет.
— А ты вспомни. Мы встречались раньше. Я знал твоих родителей. Екатеринбург, ювенальный суд. Я просил судью дать тебе направление в кадетское, а ты своему представителю в морду дал.
