Ты исполни, друг-сыночек,
Стариковский мой завет!
Выручи меня и дочек!
На земле немало бед,
Полон горя белый свет.
Там, где горе и беда,—
С помощью спеши туда!
Влез на дуб чабан проворный
Вплоть до мертвой кроны черной,
Чтобы старому помочь.
День да ночь — сутки прочь…
Трижды день сменяла ночь;
Андриеш, не уставая,
Все искал, не зная сна,
От рассвета дотемна:
— Где ж ты, веточка живая?
Наконец-то, вот она!
Как ни пряталась умело,
Не укрылась от меня.
А теперь — пора за дело!..
Вновь три ночи и три дня,
Мучим голодом и жаждой,
Терпеливый пастушок
Прикасался к ветке каждой,
Каждый тронул он сучок
Теплой веточкой зеленой,—
И, чудесно оживленный,
Дуб листвою зашумел,
Загудел воскресшей кроной:
— Андриеш! Ты добр и смел!
Ты мне жизнь вернуть сумел,
Спас меня и милых дочек.
Вот качнул я головой,
Молодой тряхнул листвой,
Обронил листочек свой;
Ты в свирель вложи листочек,
На свирели засвисти,
И листочек тот певучий
Поведет тебя в пути
Через пропасти и кручи,
Сквозь туман и вьюжный мрак
В заколдованный овраг,
К ненасытному верзиле
Орб-Орбиле Флэмынзиле,
Что простерся, как в могиле,
На подстилке из коряг.
Ты живым листком горячим
К бельмам прикоснись незрячим,—
Вспыхнет свет погасших глаз,
И прозреет он тотчас.
Исцеливши Флэмынзилу
Навсегда от слепоты,
Удивительную силу,
Андриеш, получишь ты!
Этой силой наделенный,
Ты отыщешь цель свою,
След найдешь пропавшей Доны
И одержишь верх в бою
С Кэпкэуном-людоедом.
Так ступай вперед, к победам!
Я ж хочу, как прежде, петь
И листвою шелестеть,
И встречать могучей кроной
Натиск бури разъяренной!
— Дед Стежар! Не обессудь! —
… И пастух пустился в путь,
Взяв свой флуер неразлучный,
Разливаясь песней звучной.
И звенел свирельный свист,
Чистой трелью сердце теша,—
Это пел дубовый лист,
Направляя Андриеша.
Вот рассеялся туман…
Андриеш глядит усталый:
Перед ним морской лиман>[11],
Волны мечут пену в скалы,
Завихряясь на бегу,
А на диком, берегу,
Между скал, — овраг огромный.
У оврага — три сосны,
Стены пропасти черны,
А из дымной глубины
Дует ветер неуемный.
Влез подпасок на одну
Суковатую сосну,
Засмотрелся в глубину:
— Вот так чудо! Ну и ну!..—
Что же он нашел в овраге?
Ворохом лежат коряги,
На корягах великан,
Распластавшись грузной тушей,
Дышит, словно ураган.
Борода, как хвост петуший,
Из морщин торчком торчит,
Брови — словно свертки пакли,
Веки вспухли и набрякли.
Великан вопит, кричит,
Машет грубыми руками
И грозится кулаками,
И орет, зовет, ревет,
А его большой живот
То раздуется горой,
То провалится дырой.
Это был слепец Орбила,
