Крест великой княгини | страница 69
— Аллочка Петровна, голубушка, принесите мне отчетик за вчерашний день, — проходя мимо старшего администратора — цветущей сорокалетней дамы, стильной и безупречной, как и все в его салоне, попросил Венчик.
И Аллочка Петровна, прихватив папочку, постукивая каблучками, поспешила на зов.
— Ну, что у нас новенького? — усаживаясь за стол и раскрывая папку, поинтересовался Венчик.
— Толик с Регинкой поцапались из-за французской краски. А… Нюта Романова беременна, — с запинкой сообщила Алла Петровна.
— То есть как? Она же не замужем, и парня у нее нет, — нахмурился Венчик.
— Уж и не знаю. Такая хитрющая. Оказывается, она и замуж успела выскочить, и уже на четвертом месяце беременности. На учете в консультации стоит.
— Вот лиса, ну ты подумай! — не без восхищения воскликнул Веня. Беременных он не любил.
Точнее, беременных сотрудниц он не любил. Первые месяцы токсикоз, потом аллергия на лак и краску, потом живот на полсалона, и уволить их нельзя. Так мало того, еще и декретные им выплачивай. От таких сотрудниц он привык избавляться заблаговременно, пока на учет встать не успели. Стоило какой-нибудь девице выскочить замуж, как Веня ставил ее на жесткий контроль, а если по салону проходил слух, что у кого-то задержка, с несчастной тут же расставались под каким-нибудь благовидным предлогом. Сперва девицы этого не замечали, но после трех таких случаев начали о чем-то догадываться. И вот нате вам. Ай да Романова! Как же это ей удалось всех провести? А главное, самого Венчика.
Алла Петровна ушла, а Веня, откинувшись на спинку кресла, глубоко задумался.
Вене было уже тридцать. Печальный возраст. Начало медленного угасания. Как себя ни обманывай, ни внушай, что тридцать — это расцвет, все фигня. Он это по себе чувствует.
Тридцать, а чего он достиг? Салон красоты в центре Петербурга? Квартирка с видом на Мойку, маленькая, но с ремонтом? Машина в кредит? Есть, конечно, еще кое-какие скрытые резервы, но их Венчик не учитывал даже наедине с собой, поскольку они были его великой тайной. Вот и все. Не густо. А теперь, когда дядька помер, он еще, культурно выражаясь, и страховку потерял. А оперируя языком шальных девяностых — «крышу». Да и Инка все пугает, что за границу свалит. Как жить на свете бедному провинциалу?
Вот тут Венчик лукавил. Бедным он не был, ни в прямом, ни в переносном смысле слова. Вопрос состоял в том, как сохранить то, что было заработано тяжким непосильным трудом. Особенно в сложившихся обстоятельствах. Ох, как обидно! И кто мог знать, что любовник у этой тупой коровы служит в ФСБ? Эта дура ни словом не обмолвилась. И вообще, кто мог предположить, что на нее такой серьезный человек позарится? И ведь что обидно, два раза все прошло на ура, и Венчик, выдохнув, поставил дело на поток. А тут такой облом!