О чём молчал Будда | страница 114



Никогда прежде не ездил с почетным эскортом. Знаете, а в этом что-то есть. Когда ты несешься по разделительной полосе и кроме музыки ничего не слышишь. Мир с почтением расступается перед тобой, а ты его вращаешь, как в детстве — толкаешь, обутой в стоптанный ботинок, самокат. Блаженная улыбка и никаких забот — наверно, так я выглядел со стороны. Как мне хотелось, чтобы Элла Сергеевна находилась в машине. Чтобы я подкатил, хлопнул дверью и направился к ней.

Город вдруг показался мне крохотной деревней. Десять минут и я его увидел. Желтый цыпленок — он не изменился. Еще мгновение поправить галстук. Равнение на — середину! — захотелось крикнуть мне. Где этот жалкий сценарист? Срочно переписывай текст.

— Вы?

Элла Сергеевна сморщилась и едва не превратилась в старуху. Человеческое лицо — сколько в нем загадок! Оно увядало с каждой секундой — всего их было десять. На большее меня не хватило.

— Триста долларов, — сказал я, — и обязательно банкнотами по пятьдесят.

Она роется в сумочке и послушно протягивает деньги.

— Я просил по пятьдесят. Иначе Евгений Михайлович меня не поймет.

— Дима, я вам сейчас все объясню.

— Книга! У вас есть какая-нибудь книга? Любая книга, а журнал? Дайте мне ваши права.

На фото Элла Сергеевна смотрится не менее привлекательно. Каким-то образом она умудрилась показать свою роскошную грудь, которую я прикрываю пятидесяти долларовой банкнотой. Впрочем, скоро грудь вновь показалась — Евгений Михайлович забрал деньги.

— Она?

Я кивнул.

— Не завидую я тебе, — неожиданно признался сержант, — у твоей бабы черти в глазах. Намаешься, Скворцов, поверь моему опыту. Не баба, а сатана. Будут проблемы — звони.

— Они меня арестуют?

Элла Сергеевна вздрогнула, когда я вновь залез в Пежо.

— Если кому и суждено арестовать, так это мне, — вздохнул я, — у вас десять минут, прежде чем подъедут мои коллеги.

— Дима… Дмитрий Анатольевич, вы не поверите, но вины моей нет!

Еще один прием из моего прошлого арсенала — брать клиента тепленьким. Элла Сергеевна полыхала как печка. Лицо старухи куда-то исчезло. Непонятно, с какой целью расстегнула кофточку и придвинулась.

— Осторожно, Дима! — прошептал мне голос, — она сейчас утащит тебя в омут. Ты глянь — какие глазищи! И не позволяй ей взять себя за руку!

Поздно! Элла Сергеевна уже прикоснулась ко мне, и электрический заряд вошел в мое тело.

19

— Соловьев! Дима!

К чему орать, если у меня прекрасный слух? Тридцать четыре? — Тридцать четыре. Двадцать семь? — Двадцать семь. Помнится, проходил медицинскую комиссию, и мне шептали в одно ухо, прикрыв другое.