– В Испании есть правило, – сказал я. – Пиво – к обеду. Вино – к ужину.
– Мудрые люди, – согласился Никита.
– Пейте, пейте. – Алексей был надменен. – А мне женские гормоны не к чему.
Теперь с пренебрежением на него посмотрели мы. Как на дохлую птичку или грязный лютик.
– Вот, смотри, – сказал я и начал загибать пальцы. – Пиво ты теперь не пьешь. На вино у тебя началась аллергия. Футбол ты не любишь.
– Не женат, – дополнил картину Никита.
– Лысый, – подхватил я.
– Очкарик, – продолжил Никита.
Леша надувался, как красный воздушный шарик.
– По-моему, у него аллергия началась, – заволновался Никита. – Тут открытая бутылка вина стоит. Ты случайно из нее не нюхал?
Он сказал, что мы козлы.
– Вот почему сразу козлы? – удивился я. – Можешь объяснить?
– Не могу, – сказал Леша. И взял пустой стакан. Налил в него пива.
Мы смотрели, как он пьет. Допил, налил еще.
– Вкусное.
Никита подсел к нему. Спросил с интересом:
– И как ты себя чувствуешь сейчас?
– Замечательно, – сказал Алексей. – Намного лучше.
– Да я не об этом, – произнес Никита с досадой. – Вот в тебе сейчас граммов триста женских гормонов. Внутри. Перестройка организма уже началась?
Алексей назвал нас тундрой. И отвлекся, чтобы написать эсэмэску.
– Судя по лицу, пишет женщине, – заметил я. – Но не понимаю, какой.
Он делал вид, что это не о нем. Потом снизошел.
– Жене.
– Бывшей? – поинтересовался. – Два стакана пива, чтобы написать бывшей?
– Слабак, – сказал Никита. И поморщился.
Я поднял на него глаза. Он выглядел настолько недовольным, что я не выдержал:
– Не стыдно? Человек дал слабину. Ты, что ли, бывшим не писал?
Ему было стыдно. Я гордился, что так воздействую на родственные души. Думал под влиянием минуты – получился бы из меня проповедник?
– Писал, – сказал Никита. – Вчера. И более того…
Он замолчал. Я хотел налить ему пива, чтобы утешить. Но пива больше не было. Пришлось открыть вино. Белое. Дорогое. Праздничное. Для друзей не жалко, а жена все равно была на работе.
– У меня коллега, Дима, любил изредка выпить свой коктейль. Называл его «предвестник».
– Предвестник чего? – спросил Леша.
– Пополам шампанское с пивом, – сказал я. – Уверял, что сначала час безумной эйфории, а потом двадцать три – мрачнейшей депрессии.
– Правда? – удивился он.
– Откуда мне знать? – удивился я в ответ. – Я не пробовал. Зачем мне депрессия? Особенно ночью.
Никита молчал. Но сделал глоток, и ему полегчало. Настолько, что вернулся дар речи.
– Я рассылку сделал, – объявил он.
