И пошел с бокалом вина к подруге хозяйке. Знакомиться.
Его телефон тренькнул. Пришла эсэмэска.
«Я не успела всё сказать. Они украли моего сына. Он был с мужем в Барселоне. Мужа ударили по голове, он потерял сознание. Что мне делать? Помоги! Мне больше не от кого ждать помощи».
Он ждал звонок от сына. От своего. Не мог выключить телефон.
«Ты ведь сейчас с ней, да?»
«С этой длинноногой шлюхой, да?»
«Ты не понял меня и прошел мимо. Мимо своей единственной».
Шел второй час ночи. Он сидел и думал – отправить ей эсэмэску: «Не пиши мне больше» или «Да пошла ты на…» – и не мог выбрать правильный ответ.
А эсэмэски сыпались безостановочно. Как мука из дырявого пакета.
«Не пиши мне больше никогда».
«Ты сделал мне больно. Я решила отравиться, и ты не простишь себе этого никогда».
– Господи, какое счастье, – сказал он вслух, прочтя последнюю. – Только бы она не передумала.
Сообщения все шли и шли.
«Это Аня, сестра Марины. Ее увезли в больницу. Она умирает и просила вам передать, что будет ждать вас. Вы приедете?»
«Марине делают операцию».
И наконец:
Максим вытер пот.
– Никогда, – сказал он себе, поднимая стаканчик виски. – Слышишь? Никогда!
Выпил и тут телефон снова тренькнул. Он взял его и прочел:
«Это Марина. Слухи о моей смерти оказались сильно преувеличены».
Я смотрел на нее и думал, но не о ней, а о Тарковском. Ветер ласкал ее волосы, точно собираясь уложить их по-новому, она постоянно придерживала их руками. Когда у тебя такая прическа, пить кофе на ветру, наверное, не очень удобно. Но это было настолько красиво – когда волосы облепляли ее лицо, то скрывая его, то показывая снова – что я сидел и вспоминал Тарковского. Трепещущие занавески. Рябь, пробегающая по лугу, словно по воде.
Ей было хорошо за пятьдесят, но она выглядела так, словно возраст не имел к ней никакого отношения. Отличная фигура, красивая дорогая одежда. Большие темные очки прятали глаза и, вероятно, морщинки в их уголках. А ветер, игравший с ее волосами, на секунду заставлял поверить, что она намного моложе – когда лицо пропадала за светлыми прядями, а потом вновь открывалось тебе.
Я заметил, что она тоже смотрит на меня. Почувствовал взгляд по положению ее головы и смутился. Сказал:
– Прошу прощения.
Но не выдержал даже минуты и снова стал смотреть на нее. Она выпила кофе, легко поднялась и пошла к «Лексусу», припаркованному прямо на тротуаре. У «Кофемании» на Кудринской никто не парковал машины так, как она, но ей никто не сделал замечания.
