— Да, ради нас.
— А этот спит как чурбан.
Я лежу с открытыми глазами спиной к ним. Я слышу каждое их слово. Мне жарко. Мне хочется вскочить, ответить им на «спящего чурбана» и уйти из темной чужой избы. Я их почти ненавижу. Эта ненависть растекается по жилам, как душный и тягучий грипп. Может быть, у меня в самом деле жар? Я уже не обращаю на них никакого внимания. Не слышу их голосов и, слава богу, не вижу их лиц. Я думаю о себе. О том, что во мне происходит. Я стараюсь докопаться, что со мной: почему жар, почему на лбу испарина? Я чувствую себя одиноким и обиженным. Кто меня обидел? Эти двое? Она? Или я сам поставил себя в такое неловкое положение и теперь не могу найти из него выхода?
В избе тихо. Я лежу на спине с открытыми глазами. А эти двое, представьте, спят. Рыцари! Один похрапывает, другой причмокивает во сне губами.
Мне вдруг становится легче. Теперь я смогу смотреть на них с веселым презрением и говорить так, как будто в избе никого нет. Жаль только, что не с кем говорить.
Я говорю сам с собой. Это в конце концов не так уже плохо. Пусть они спят. Я нарочно не буду спать, чтобы побыть наедине, отдохнуть от их болтовни.
Она опять приходит в мои мысли. Ну что же, вдвоем веселее. Поговорим о погоде, о картошке, о нашей школе. Я доволен собой. Я протягиваю ей руку и пожимаю ее пальцы.
Они теплые и немного шершавые от земли. Я чувствую их в своей ладони, и мне почему-то не хочется их выпускать. Я крепче сжимаю руку… Пустой кулак. Вокруг тьма. Рядом спят два зубробизона.
Тихо. За печкой запел сверчок. Отчего ему-то не спится? Давай спать, сверчок! Завтра ни свет ни заря на картошку.
Почему она так смотрит на меня? Она смотрит на меня так, будто все знает обо мне. Будто это не мои дружки, а я ежедневно брожу с ней до полуночи и все рассказываю, рассказываю о себе. Она знает, что по вечерам я, печальный и одинокий, ложусь спать в девять часов, и что я не могу уснуть, и что я охладел к своим товарищам, и что я не виню ее в этом.
Она все знает. Но теперь она уже не говорит: «Ты плохо спал». Потому что она не хочет поставить меня в неловкое положение. И я благодарен ей за это.
Я никогда не видел таких понимающих глаз. Наверное, с ней можно часами разговаривать, не открывая рта. Молча разговаривать. Правда, для этого надо тоже иметь понимающие глаза.
Сегодня ночью были заморозки. И роса превратилась в иней. Иней белый и ворсистый. Он посеребрил каждую ветку, каждую травинку. Он превратил паутину в хрустальную пряжу. А может быть, это маленькие невидимые мастера нарядили природу в серебро и жемчуг? И сверчок за тети Полиной печкой всю ночь работал на своей свиристящей машинке, вытачивая бисер для веток и трав?
