Письмо с вулканического острова | страница 56

Мишка шмыгал по улицам, заглядывал в лица прохожих. Он искал поднятый подбородок, козырек кепки, нацеленный в облака, серебристую дужку за желтоватым ухом. Палка оттягивала Мишке руку. Она не знала, что попала к зрячему человеку, и по привычке стучала о камень железным наконечником, подавала сигналы: шагай смелей, шагай смелей…

Один раз ему попался слепой человек, но это был не его слепой. У этого никто не вырывал палку, и она, как маятник, ритмично постукивала по тротуару: шагай смелей… Увидев слепого, Мишка покраснел. Словно слепой все знал о нем и осуждающе смотрел сквозь темные очки. Мишка спрятал похищенную палку за спину и, прижимаясь к стене, проскользнул мимо. Но тут же подумал, что какой-нибудь пацан вроде него может вырвать палку и у этого слепого. И он решил охранять его.

Мишка проводил слепого до дому и снова остался один на один с тяжелой полосатой палкой. Эта палка мешала ему жить. Если бы можно было разбежаться и перебросить ее через крыши домов, чтобы она улетела в другой город или, лучше, в другую страну. Но палка словно приросла к его руке.

Нет, полосатые палки выдают не слепым, а преступникам, чтобы весь город знал, что это идет преступник, а не просто разболтанный двоечник. Безжалостный буравчик сверлил его сознание, заставлял думать о человеке, для которого на земле всегда ночь и не помогают ни фонари, ни звезды… А Мишка видит все. И дома, которые, как в реке, отражаются в мокром асфальте. И бабочку, которая по ошибке залетела в город. И листья, и облака. И солнце бьет ему в глаза. Но какая от этого радость, если из-за тебя погиб человек?

Раз его нигде нет, значит, это он попал под машину. А может быть, он бредет по какому-нибудь далекому кривому переулку, заблудился и ждет, когда Мишка вернет ему полосатую палку?

Еще есть надежда, и надо спешить. Надо спешить.

Мальчишки с открытыми ртами сидели на пороге старого бастиона и слушали рассказ дяди Евгения. А он, худой, костистый, с двумя большими морщинами на впалых щеках, с редкими пепельными волосами, широко разводил руки, словно открывал перед маленькими слушателями всю свою жизнь.

— Джузеппе Роджеро был молод и красив. Его вороненые кудри развевались на ветру, а большие черные глаза горели неиссякаемым восторгом… Я был его учеником.