— Там можете оказаться вы, — шепнула Летта.
Юноша вышел из комнаты, постоял, пока не услышал щелчок замка, а потом, стараясь не шуметь, спустился по лестнице. Внизу горел яркий свет. Ремесленника, хозяина и наёмника не было видно. Только музыкант спал лицом на столе, крепко обнимая свою тэссеру. Олаф бесцеремонно растолкал его и тут же зажал рот ладонью.
— Тихо, Курт! — сказал едва слышно. — Это я. Где все?
— Не знаю, не помню ничего, — музыкант энергично помотал головой, чтобы окончательно проснуться, потом кивнул на опрокинутую пустую кружку перед собой, — подсыпали что-то?
— Возможно, — ответил, понюхав, Олаф. — Растерли сон-траву и добавили побольше сахарного сиропа. — А потом добавил: — Мне нужна твоя помощь.
— Всегда пожалуйста! — тэссерист зевал, но отчаянно старался взбодриться. — Вдруг про меня сложат героическую балладу!
— Не обольщайся. Здесь нет других стихоплетов, только ты. Струны целы?
— Три четверти — точно, — оглядев инструмент, ответил Курт.
Олаф усмехнулся:
— Не похоже на тебя.
— Не успел просто, — беззлобно отозвался на шутку музыкант.
— Тогда, как я скомандую, начинай играть как можно громче.
— И только? — удивился тэссерист.
— Остальное сымпровизируешь.
— Значит, попахивает заварушкой?
Проводник потеребил свой нос:
— Поверь, здесь не просто попахивает, здесь воняет крупными неприятностями.
— Серьезно? — Курт не стал острить на тему, что просто кто-то забыл вовремя помыться, а ведь ещё недавно от него вполне можно было этого ожидать.
— И даже не неприятностями, а чем-то большим, — юноша прищурился. — Ты давно здесь?
— Пятый день прохлаждаюсь. Решил устроить себе тихие каникулы.
— Ничего не заметил?
Тэссерщик только почесал в затылке вместо ответа и пожал плечами.
— А народу много было?
— До сегодняшнего дня только я и хозяин. Сегодня, вон, эти двое прибыли да вы ещё. Куда, кстати, все делись?
— Сейчас и узнаем. Давай, играй! — ответил Олаф, а сам нырнул под стол.
Курт удивился, а ещё, вполне понятно, струхнул немного, но забренчал первое, что пришло в голову, подпевая нарочито хриплым голосом. Это оказалось разухабистая и немного пошловатая ярмарочная песенка. Исполняемая на трёх струнах, она не имела сложной мелодии. Основное её достоинство заключалось в звучности. Олаф показал музыканту из-под стола большой палец и подмигнул.
Как и следовало ожидать, громкие звуки довольно скоро выманили ошеломлённых наемника и привальщика, явно не ожидавших, что тэссерщик так быстро придёт в себя, наверное, доза сон-травы была убойной. Смут вылез первым, за ним громила в плаще мага. За спиной у них остался тёмный проём потайного хода.
