Во главе 1 — го армейского корпуса генерал Кутепов взял Курск, а затем и Орел.
Журналист Николай Николаевич Брешко-Брешковский (сын знаменитой эсерки, во время Второй мировой он станет сотрудничать с нацистами и будет убит во время бомбардировки Берлина британской авиацией) написал тогда восхищенную статью о Кутепове под названием «Герой Харькова и Курска»:
«Несмотря на целые хаосы проволочных заграждений, которыми, как паутиною, оплетаются красные, всюду, где лишь наступают кутеповцы, их сопровождает успех. Один за другим ошеломляющие, нанесенные с неотразимой мощностью удары… Что-то стихийное в этом безудержном стремлении 1-го армейского корпуса, стремлении на Москву. Один видный генерал, прошумевший конник, полушутя сказал генералу Кутепову:
— А ведь я, пожалуй, ворвусь со своим корпусом раньше вас в Москву…
— Что же, — ответил с ясной улыбкой Кутепов, — я буду только искренне вас приветствовать…
Для меня, как для русского человека, важнее всего, чтоб Москва была возможно скорее очищена от красной погани. А кто войдет в Белокаменную первым, это не важно».
В середине ноября 1918 года под Ставрополем, у Иоанно-Мариинского монастыря был ранен Дроздовский. Через несколько дней Деникин произвел его в генерал- майоры. Рана казалась пустяшной, ногу поцарапало пулей. Думали, что Дроздовский вскоре вернется к командованию. Но рана загноилась. В Екатеринодаре Дроздовский перенес несколько операций, но ему стало только хуже. Он жаловался на нестерпимую боль, очень страдал и попросил перевезти его в Ростов. Встречавшие его поезд офицеры не узнали комдива, это был полускелет.
Дроздовский открыл глаза и попросил:
— Только не в двери, заденут, у меня мучительные боли.
Разобрали стенку вагона и вынесли его на носилках. Но и ростовская медицина не помогла. 1 января 1919 года в самую стужу, когда дул ледяной ветер, дроздовцам сообщили, что их командир умер от заражения крови. Ему не было и сорока лет.
Подчиненные боготворили Дроздовского.
«Он как будто бы переступил незримую черту, отделяющую жизнь от смерти, — писал генерал Туркул. — За эту черту повел он и нас, и никакие жертвы, никакие страдания не могли нас остановить. В Дроздовского мы верили не меньше чем в Бога. Вера в него была таким же само собой разумеющимся чувством, как совесть, долг или боевое братство. Раз Дроздовский сказал — так и надо, и никак иначе быть не может».
В этих словах отразилась почти истерическая вера в вождя. Больше верить было не во что. От вокзала до больницы дроздовцы несли своего командира на руках. На Большой Садовой стояла гвардейская казачья бригада. Она выстроилась и отдала честь генералу Дроздовскому.
