Он был моим зверем.
Мне нравилось, что он сам раздевался, а не использовал магию. Это было сексуально, и с каждым резким движением его руки я все больше возбуждалась, и он это знал.
— Фэйри, если не хочешь, чтоб я стукнула тебя по голове и оседлала в эту самую секунду, уже начни этот магический полет, — хрипло прошептала я, пока он продолжал раздеваться.
У меня была огромная слабость — этот мужчина, обнажённый. Он был прав: в одну минуту я — Синтия, а в другую — его маленькая секс-игрушка, которая пойдет на все, лишь бы почувствовать его внутри себя.
Он коварно улыбнулся одним уголком губ, раздевшись передо мной догола.
Я начала снимать с себя ночную рубашку, но притормозила, когда вернулись эти чертовы сомнения. И когда я отвернулась, а он погладил мой животик, я выдохнула.
— Ты прекрасна, а с растущими в тебе моими детьми стала еще прекрасней, Питомец. Ни одна женщина не была так красива для меня, как ты сейчас. Ты подаришь мне храбрых, сильных сыновей.
Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы, и повернулась к Райдеру.
— Я размером с проклятый дом, — проговорила я сквозь образовавшийся в горле ком.
— Ты вынашиваешь двойняшек, моих двойняшек, и я в восторге от твоего живота. Мне нравится смотреть, как меняется твое прекрасное тело во время беременности, — хрипло прошептал он, и положил обе ладони на мой живот, где пинались дети. — Они чувствуют меня, — искренне ответил он. — Я уже ощущаю, как они связывают нас. Мы — семья, и никто и ничто этого не изменит.
После его слов, пророкотавших в основании моей шеи, слезы открыто полились из моих глаз. Он стянул с меня ночную рубашку через голову, и я осталась перед ним обнаженной, прикрытая лишь парой шелковых трусиков.
Он подтолкнул меня к кровати, в которую мы легли. Райдер покровительственно обнял меня, а его горячее дыхание овеяло мою щеку.
— Надеюсь, ты в настроении для того, что я запланировал. Я жаждал столько пошлостей, а желание притворить их подавляло, но я боялся навредить тебе или малышам. Я не буду нежным, — проговорил он скрипучим голосом, посылая очередную волну возбуждения по моему телу, жар от которой заставил меня стонать от обещания секса, сквозившего в его голосе. — Я могу нежно трахнуть тебя, но не желаю быть нежнее, чем ты того требуешь. Хочу, как обезумевший зверь вдалбливаться в твою плоть, и хочу, чтобы ты молила о пощаде. Хочу, чтобы ты понимала и ощущала грань между болью и удовольствием, и громко кричала от наслаждения. Хочу, чтобы возведенные тобой стены разрушились и наблюдать, как ты открываешься под моими ласками.
