– Джет ничего не подстраивал.
Лэндон издает короткий фальшивый смешок.
– Ну да, конечно.
Его слова причиняют мне боль.
– Ты ведь не всерьез?
– Ну хорошо. Не всерьез, – неубедительно соглашается он.
Я смотрю на Монику и Трея – они изо всех сил стараются не показать, что слышали весь разговор.
У меня в горле ком, но я все равно высказываю то, что накипело с утра, когда Дитер написал на доске мое имя.
– Ты… ты считаешь, что я не достойна быть капитаном, так ведь?
В ответ молчание.
СОЛНЦЕ УЖЕ САДИТСЯ, я бегу, Фалькор рядом. В последний момент я решил проявить дружелюбие по отношению к чудовищу, а заодно и дать ему подвигаться. Бегу без цели, но от ощущения на лице горячего свежего воздуха напряжение в мышцах ослабевает.
Не проходит и нескольких минут, как мы с Фалькором минуем Старшую школу и соседнее футбольное поле. Мной овладевают воспоминания о тех временах, когда мама ходила на мои игры. Сидя на трибуне с другими родителями, она всегда болела громче всех, так что к концу игры, наверное, надрывала легкие. Даже после химиотерапии, когда ее тошнило и она быстро уставала, мама все равно приходила на матчи.
– Больше всего на свете я люблю смотреть, как ты играешь, – говорила она.
Я бы все отдал, чтобы сыграть для нее в последний раз. Черт возьми, я бы все отдал, чтобы просто еще раз поговорить с мамой. Но это невозможно.
Мы с чудовищем делаем пару кругов по беговой дорожке, потом нам это надоедает, и мы решаем пробежаться по городу. Переждав красный свет, я следую указателям на пляж и думаю об Эштин. Да уж, эта рубашка в обтяжку и короткие шорты – откровенный наряд, ничего не скажешь. Полное перевоплощение после бесформенной худи, в которой она ходила днем. Может, Эштин хамелеон и каждый раз предстает в новом обличье, в зависимости от окружения. Интересно, бойфренду нравится, когда она откровенно одевается, и ею можно щегольнуть? Когда он за ней заехал, то смотрел на меня, как на противника, готового перехватить один из его пасов.
– Не нравится мне этот бойфренд, – сообщаю я Фалькору.
Псина смотрит на меня серыми глазами и часто дышит, свесив набок длинный язык.
– Когда он опять припрется, пописай ему на ногу, – предлагаю я.
Вот, разговариваю с собакой. Уже стал как тот парень из фильма, который, оказавшись на необитаемом острове, разговаривает с волейбольным мячом, как будто это его лучший друг. Остается только надеяться, что это не приведет к тому, что у меня и друзей-то в Чикаго больше не появится, один Фалькор – и все. Еще противнее, чем застрять в кабинете директора Кроу и целый час выслушивать его нотации.
