— Ханс Сандерс…
Перед столом стоял очень знакомый человек, с багровыми щеками, с бесцветными навыкате глазами.
— …контролер соседнего цеха.
Вспомнил. Молодой голландец контролер, у которого, как он сам однажды признался Покатилову, отец был богачом, банкиром, но невероятным скрягой. Очень спокойный, даже чуть флегматичный парень. Месяца за три до освобождения Брукхаузена его в числе других голландцев и скандинавов куда-то увезли из центрального лагеря.
— Сервус, Ханс. Я рад, что ты жив.
Кто-то, подойдя сзади, положил Покатилову руку на плечо. Покатилов обернулся. Небольшого роста, в очках, с чуть приметными рябинками на бледном лице, человек глядел на него молча и не мигая, и было видно, как дрожит его сухонькая нижняя челюсть.
— Неужели Бо́гдан? — Покатилов вместе со стулом резко отодвинулся от стола.
Маленький санитар, самоотверженный Богдан, столько раз выручавший из беды Степана Ивановича Решина и его, Костю, когда они вместе работали на шестом блоке в лагерном лазарете… Порывисто обнялись. Богдан, не выдержав, плакал.
— Дети, дети мои! — кричал со своего места по-немецки Генрих. — У нас еще будет время, мы продолжим это после ужина. А сейчас все на автобус, дети!
— Вислоцкий жив? — спросил Покатилов.
— Не… Чекай-но. — Богдан сдернул с носа запотевшие очки, улыбнулся. — Человече! Никогда не узнал бы в таком важном товарище того Костю… Вислоцкий уж не живой. Был у нас после войны вице-министром здравоохранения и социального обеспечения.
— Жалко… А ты, Богдан, что делаешь? Кто ты теперь?
— Я есть председатель ревизионной комиссии польского союза борцов… Есть старший бухгалтер.
— Дети мои, все на автобус! — кричал из-за своего опустевшего стола Генрих. Официальные лица за минуту до того сочли благоразумным исчезнуть незаметно, по-английски.
— Лос! Раус! — кричал Яначек. — Работать! Арбайтен! Травайе! Працовать! Абер шнель!
— Нам надо обязательно подробно поговорить, Богдан, — сказал Покатилов.
— Так. Обязательно, Костя.
Еще два старых знакомых, подумал Покатилов. Один — очень близкий: Богдан.
4
В конференц-зале бывшей лагерной комендатуры продолжалась общая дискуссия. Делегат от Федеративной Республики Германии, широкоскулый, с взлохмаченными пепельно-серыми волосами Лео Гайер, говорил о том, что их, западных немцев, многое связывает с товарищами по Брукхаузену из других стран.
— Бывшие заключенные гитлеровских концлагерей — немцы, — говорил Гайер, — разделяют тревогу мировой общественности, когда ответственные лица из нашего правительства заявляют: «Мы не можем отказаться от германских земель, отторгнутых от фатерланда в результате военного поражения…»
