Флаэрти ничего на это не ответил и побрел домой.
— Похоже, я уже говорил, — обратился Арти к остальным, — трудно сказать, что хуже в полицейском, честность или нечестность.
— Не новые полицейские нужны рабочему классу, а новые законы, — заметил Том Роджерс.
В городе стало пустынно и мрачно, словно на кладбище. На долину опустился туман, и пробивавшийся сквозь его пелену свет уличных фонарей напоминал беспокойный блеск глаз больного лихорадкой.
Где-то заплакал ребенок — похоже, что от голода.
Скудный зимний свет едва пробивался на заднюю веранду старого дома, где на корточках сидел человек и чинил башмак. Это был могучего сложения мужчина средних лет, рослый и широкоплечий. Преждевременную его седину оттеняли черные как смоль, густые брови. Строгое изящество его головы никак не вязалось со всем его внешним обликом. Он сидел разутый, в одних носках. На нем был изношенный джемпер и брюки из грубой бумажной ткани. Сквозь дырявый черный носок виднелась голая пятка.
Один из его башмаков был натянут на колодку, а рядом выстроились в шеренгу башмаки и туфли разных размеров и фасонов: детские полуботинки, дамские туфли и пара крошечных туфелек. Вся эта обувь была изрядно потрепана — каблуки стоптаны, носы сбиты. Новой кожи для починки не было, и он обходился пришедшей в полную негодность старой обувью, кусками изношенной подметки и потрескавшимся сапожным голенищем.
На дырявую подошву башмака он наложил грубую латку и, беря изо рта один за другим сапожные гвоздики, стал ловко подбивать ими подметку. Одна из трех подпорок у колодки была сломана, и ему приходилось, вбивая гвоздики, придерживать ее рукой.
Из кухоньки в конце веранды вышла женщина с большой закоптелой кастрюлей в руках. Вся одежда ее свидетельствовала о крайней бедности, но держалась женщина с большим достоинством и сразу располагала к себе. Лицо ее, несмотря на морщины, еще не утратило обаяния былой красоты. Седеющие волосы были скручены узлом на затылке. Она шла, слегка наклонясь вперед, будто несла тяжелую ношу. Перешагнув через строй башмаков, женщина зачерпнула кастрюлей воду из бака, стоящего у веранды. Бак примостился под самой стеной дома, словно подпирая его.
Двор был покрыт жидкой грязью и мутными лужами. Только небольшой участок у веранды был засыпан золой и устлан сухими мешками.
Мужчина продолжал стучать молотком еще несколько минут, а затем поднялся и пошел вслед за женщиной. Она месила тесто на столе, занимавшем добрую половину кухоньки.
