. Искусство, всегда служившее Богу и сильным мира сего, старалось не только продемонстрировать мощь, но и удовлетворить различные эстетические вкусы, приближая небеса к земле настолько, насколько возносило землю к небесам. Витражи, торжествуя, заливают церкви цветным светом; появляются скульптурные изображения: в Амьене — «прекрасный Бог», в Реймсе — улыбающиеся ангелы. Готика — это праздник. На земле, как и на небесах, ценности остались в высшей степени христианскими. Земные сады (где можно сорвать розу в знак любви) — это новый отзвук садов Эдема, где Ева сорвала запретный плод. Земля уже не только слабое отражение потерянного в наказание за грехопадение рая; человек, сотворенный по образу и подобию Божьему и участвующий на земле в божественном деле Творения, может производить и блага, которые в конце времен станут изобиловать в раю обретенном, и вкушать от них: наука, красота, трудом нажитое богатство, узаконенные расчеты, тело, которому предстоит воскреснуть, и даже смех, долгое время казавшийся подозрительным Церкви, — начинаются на земле, в труде человека, в его вечном жизненном пути
[57]. Кажется, в ХIII веке христианский мир начал утрачивать свой варварский облик. «Божий суд» уходил в небытие; IV Латеранский собор (1215) запретил ордалии, которые еще нескоро исчезли из практики
[58]. Если от испытания огнем, водой и раскаленным железом отказались довольно быстро, то решение тяжб в поединках, с оружием в руках, было той формой «Божьего суда», которой отдавали предпочтение воины, и поэтому она просуществовала еще долго. Несмотря на все усилия, Людовику Святому не удастся отменить поединки.
Христианам, которым полюбились новые для них уют и достаток, становилось все труднее расставаться с ними ради сомнительных заслуг, обретаемых в крестовых походах. Жуанвиль, выдающий себя за самого близкого, восторженного и преданного друга Людовика Святого, оставаясь рыцарем-христианином, чью горячую голову не раз случалось охлаждать королю, отказался идти с ним в их второй крестовый поход:
Король Франции и король Наваррский[59] очень уговаривали меня отправиться в крестовый поход. На это я отвечал, что, пока я служил Богу и королю за морем и пока не вернулся, сержанты короля Франции и короля Наваррского причинили мне такой ущерб и так разорили моих людей, что едва ли когда еще ко мне и моим людям относились хуже. И я сказал им, что, если бы я хотел совершить богоугодное дело, то остался бы здесь, чтобы опекать и защищать мой народ; ибо, если бы я отправился в полный опасности крестовый поход, это, как мне совершенно ясно, было бы не к добру и во вред моим людям, я бы прогневил Бога, который отдал (принес в жертву) свое тело во спасение своего народа. Полагаю, что все те, кто советовал королю идти в поход, совершили смертный грех, ибо, пока он пребывал во Франции, то и в самом королевстве, и вокруг него царило спокойствие, а стоило ему уехать, положение королевства становилось все хуже
