— И царевича видели? — после вопроса торговца все воззрились на Степана.
— Врать не стану, не сподобился с Алексеем Петровичем встречаться, а вот с сынком его доводилось, жаль мальчонку — без матушки…
— А царевича не жаль? — Аким посмотрел Степану прямо в глаза.
Служивый выдержал его взгляд:
— Нам не положено о таких вещах рассуждать, на то люди поумней нас имеются.
Тут Фроська, прикорнувшая на корточках возле кухарки, яростно зачесала ногу, не стесняясь, задрала подол сарафана.
— Тю-ю-ю, ты никак чесоточная, — подскочил Аким. Глафира погладила девку по голове.
— Не чесоточная я, — важно ответила Фроська, — меня лекарь немчурный осматривал. Сказывал… это… как его… золотушная, што ль.
— А могу принести тебе чудодейственное средство… красавица, — завёл привычную песню торговец.
— Не, меня наши тётеньки вылечат, а вот нет ли у тебя чего от веснушек, — спросила девка.
— Принесу, знаю одного цирюльника, так он благородным барышням веснушки выводит.
— Ну-у-у! — Фроська вскочила на ноги, — а денег много возьмёшь?
— С тебя, красавица, поцелуями брать стану! — расхохотался Аким Зотов.
— Ага, и ещё чтоб зубы выросли, ей эликсир принеси… И прыщи с рожи убрать, — проворчал Степан, но совсем беззлобно. — Ладно, хватит баклуши бить, а то герр Ван Келлер покажет нам, где раки зимуют.
Все поднялись и засобирались, Аким повесил на шею короб. И не успел Степан слова сказать, как понял, что знакомству с торговцем суждено продолжиться.
— Ты приходи ещё, Акимушка, — ласково пригласила его Глафира, — так сразу стражникам и говори, чтоб кого с кухни позвали за тобой…
— Спасибо вам, добрые люди, — поклонился Зотов, — зайду непременно, и то-вар принесу наилучший и по самой низкой цене.
* * *
— Эх, день да ночь — сутки прочь! — сладко потянулась Глафира, устало навалившись на прогретую от печи стену, — поставь-ка, Фрося, нам самоварчику!
Дела все переделаны, можно и посидеть рядком, а там и на боковую. Князь с княгиней и любезной невесткой Варварой Михайловной отбыли к императрице, деток няньки с мамками уложили почивать. Степан рассказал четырёхлетнему Сашеньке на сон грядущий историю о том, как его славный батюшка с крёстным, царём Петром Алексеевичем, шведа побили, и тоже потянулся в «чёрную» кухню, самому себе не признаваясь, что влечёт его туда бледное лицо и жгучие очи кастелянши.
Пользуясь отсутствием всей княжеской семьи, к прислуге присоединился и повар Гийом — не в пример суровому Ван Келлеру, француз охоч был до общения с княжеской челядью, за что и к нему относились дружески и подсмеивались добродушно, без злобы.
