ДЛТ был местом встреч, здесь можно было увидеть не только своих знакомых, но и знаменитостей. Однажды мы столкнулись с Михаилом Боярским, который был уже известный мушкетер. Меня поразило, что такой знаменитый артист ходил в обычном кроличьем треухе.
Но первым привалом на пути к ДЛТ, на той же Желябке, была «Домовая кухня», сразу, как выйдешь из дворов капеллы.
«Домовая кухня» на Желябке стала местом, куда мы с ребятами приходили поесть «по-взрослому». Кайф заключался в том, что ты ел стоя, за высокими круглыми столиками.
Предметом моего вожделения был плов, который продавали здесь за 40 копеек. Плов был холодный, желтого цвета с «морквой» (именно так в советском общепите почему-то часто называли морковь) и вкраплениями из мяса. Брали и кофе, вернее, так называемое «кофе» — язык не поворачивается окрестить существительным мужского рода серовато-бежево-молочную бурду, которую алюминиевым половником с крюком на конце зачерпывала тетка из бездонного чана.
Кофе — 10 копеек. К нему полагалась булочка или пирожок — еще 5 копеек. С рубля оставалась сдача, которую можно было потратить на мороженое, а позже и на курево.
Столоваться в «Домовой кухне» я мог только в старших классах, когда мне стали давать на обед целый рубль. В младших я получал на обед по 50 копеек, на них можно было разгуляться только в столовой училища.
Но даже с пятидесяти копеек я умудрялся сэкономить на мороженое. Любимой была сахарная трубочка за 15 копеек. Когда на трубочку не хватало, приходилось довольствоваться фруктовым мороженым за 7 копеек, чаще смородиновым. Был еще пломбир «Ленинградское» по 22 копейки, но накопить такие деньги удавалось редко. И совсем недостижимым был большой пломбир по 28 копеек, облитый толстым слоем шоколада и обсыпанный орехами — это уже как праздник.
Институт общественного питания сыграл со мной, как и со многими детьми, злую шутку. Когда наконец мы с папой обрели настоящую семью, я не сразу привык к нормальной домашней пище. Помню, как в первый раз на моих глазах на раскаленную сковородку бросили печенку: пшшш — с одной стороны, пшшш — с другой, и готово. Я категорически отказался ее есть, убежденный, что настоящая печенка должна быть прожарена до состояния подошвы, и подавать ее на стол необходимо с мучнистой подливкой. Именно такое блюдо мы постоянно ели в наших столовых. Потребовалось время, чтобы я понял, что мамина печенка — настоящий кулинарный шедевр, впрочем, как и все остальное, что она готовила. Но об этом потом.
