В этот момент дверь распахнулась. Перед ним в луже крови стояла его жена ― то, чем она теперь стала. Ее насквозь пропитанная кровью ночная рубашка была разорвана, на теле зияли страшные раны; кровавые следы босых ног вели через всю комнату от распахнутого настежь окна. От ужаса Фролов оцепенел. Страшное зрелище приковало его взгляд; он не видел ничего вокруг, кроме стоящего перед ним кошмара и не заметил, был ли позади нее в комнате кто-то еще.
Ее горло издавало глухие булькающие звуки, в мертвых глазах была пустота. Она простерла к нему руки с растопыренными пальцами и сделала шаг вперед, пытаясь схватить. Валентин Иванович, не отдавая отчета в своих действиях, занес нож и с размаху всадил ей в голову, проткнув ее сверху, словно тыкву. Она зашаталась и рухнула на спину, назад в свою комнату.
Валентин Иванович почувствовал саднящий удар страшной силы изнутри грудины и стал задыхаться. Он понял, что не выдержало сердце. С заплетающимися ногами он сумел добраться до тумбочки с лекарствами; упав, опрокинул их все, лежа схватил из кучи склянок одну с нитроглицерином и высыпал себе в рот все ее содержимое; потом мир для него погас, спасительная тьма поглотила его ― он потерял сознание.
«Мне пришлось убить собственную жену,» ― извиняющимся тоном сказал Валентин Иванович. Пожалуй, ему досталось больше, чем мне или Славе, подумал я. Дальнейшая история была почти банальной. Когда он очнулся, начало вечереть. Он не мог оставаться в номере. Стараясь не смотреть на мертвое тело жены, он прошел к двери, разобрал сделанную утром баррикаду и вышел сначала в подъезд, а потом наружу. Пансионат был пуст. Ему попались несколько трупов со следами насилия, обезображенных до неузнаваемости; они были частично разорваны и съедены. Потерянный, почти утративший рассудок, он вышел за ворота и побрел в лес, буквально куда глаза глядят. Он бесцельно шел, петляя, несколько дней и ночей и в конце своего отчаянного похода набрел на дом, где укрывались с полдюжины незнакомых друг другу людей. По дороге он встретил нескольких зомби, но сумел убежать от них.
Про укушенную руку Валентин Иванович вспомнил пару суток спустя, когда отлежался и немного пришел в себя. Рана быстро заживала, рука потихоньку начала двигаться; вот только шрама, похоже, было не избежать. В кровавой суматохе тех дней он никому не показывал рану и не говорил об укусе, не придав этому значения. Фролов рассказал новым друзьям о своих злоключениях, умолчав о ранении ― не из умысла, а просто забыв о нем. Первое время люди не осознавали инфекционную природу зомби; они не сразу стали связывать укусы и последующее перевоплощение. Случись с ним это позднее и расскажи он об укусе кому-нибудь, в худшем случае его бы убили на месте, в лучшем ― вывели бы из убежища и расстреляли.
