— Туман и ночь. Холодная роса.
Река течет в долине.
Любовь моя, краса моя
И светлая богиня…
Что ж, по крайней мере, национализмом здесь не пахло. Подобные стихи могли, конечно, вызвать оживленную дискуссию, даже драку в определенных кругах, но вряд ли ставили под сомнение место Украины в дружной семье республик-сестер.
— Я, конечно, не специалист, но мне нравится, — одобрил Сквира.
— Правда? — Гаврилишин вновь расплылся в улыбке. — Ну а остальные… Часнык из ПТУ — тоже большой любитель истории. В музее местном помогает. Мне как-то предлагал кружок астрономический создать — он ведь еще и астрономией увлекается. Но только как я официально пробью занятия с детьми после десяти вечера?
— Да уж, — хмыкнул Сквира. — Астрономическая специфика…
— Ну да… Потом Квасюк, тот самый фотограф, про которого я рассказывал… Он рисует аляповатые натюрморты. Коллега Ореста Петровича по кирпичному заводу, Игнатенко, отлично играет на скрипке. В струнном квартете участвует…
— А какие у Ореста Петровича были взгляды? Вы обсуждали с ним политику?
Сергей Остапович рассмеялся.
— Вы не представляете себе, как далек он был от всякой политики. Нет, новости он, конечно, смотрел, но говорить о них ему было неинтересно… — он вздохнул. — Мы на венок деньги выделили. Почетный караул думаем организовать…
— Ну, — капитан поднялся, — не будем вас больше задерживать. Если вспомните что-нибудь, звоните…
— Кстати, — вдруг вмешался Козинец. — Что там с вашим Димой? Сверток он все-таки свистнул?
— Нет, нет!.. — Гаврилишин замялся, будто речь зашла о чем-то неприличном. — Я иногда ему еду приношу. Он из неблагополучной семьи…
Вторник, 21 сентября 1982 г.
Володимир, квартира Резбаня, 06:15.
— Я жертва войны! Меня малолетним гитлеровцы угнали на работы в Германию! У меня справка есть! Меня во времена культа личности и волюнтаризма гноили на Колыме! Только за то, что я верую в Иегову!
— Статья у вас была за национализм, — мягко напомнил собеседнику Сквира.
— Да какая разница, какая статья! Ясно же, что страдаем мы за нашу веру! Но родная коммунистическая партия разобралась с уклонистами! Вот уже двадцать лет, как моя вера разрешена!
Сергей Владимирович Резбань, пожилой мужик, небритый, с всклокоченными волосами, в латаной-перелатанной майке и длинных, до колен, семейных трусах, сердито сверкал глазами. Он кричал, разбрызгивая слюну на головы двоих хмурых подростков, своих детей. Чуть в стороне сидела его жена, одного с ним возраста, в домашнем платье и с такими же всклокоченными волосами, выбивавшимися из-под платка.
