Тиссо уже набирал номер.
— Положите трубку, — спокойно сказал Панос.
Тиссо повернулся и с удивлением посмотрел на молодого грека.
— Стало быть, вы образумились. Я полагаю, вы учли влиятельное положение в обществе семьи Авиньель.
Панос сел на один из трех чемоданов.
— Что с вами?
— Я плохо себя чувствую.
— Могу себе представить, — злорадно сказал адвокат.
— Зовите жандарма, который должен сопроводить меня в Париж.
— Вы стали трезво мыслить, мой друг. — Адвокат положил руку на плечо Паноса.
— Я вам не друг, — ответил грек. — Уберите вашу руку.
Жюль Тиссо, улыбаясь, снял руку с плеча Паноса. «Справедливость превыше всего», — подумал Панос.
Мински не был патологическим скрягой, а всего лишь расчетливым человеком. Он жил в двухкомнатной квартире, которую снимал у вдовы, полагавшей, что ее квартирант работает официантом в ночном клубе.
Я жил на первом этаже уютного старого домика на улице Хампердинк-штрассе недалеко от парка Луизы. Несколько лет тому назад освободился второй этаж виллы, и я попросил Мински взять его в аренду.
— Зачем? — только спросил он.
У него не было машины, но зато было три смокинга и отличный гардероб. Мински стригся у дорогого парикмахера, занимался своим бизнесом в баре одного из лучших отелей Франкфурта, и куда бы он ни поехал, всегда останавливался в первоклассных гостиницах. Его расходы были просто астрономическими.
— Нужно производить благоприятное впечатление, — сказал мне Мински, когда я спросил его о причине столь крупных расходов. — Это часть бизнеса. Полезное вложение капитала. Все это окупится с лихвой.
Как только Мински приезжал в Париж в поисках новых номеров для нашего клуба, он щедро раздавал чаевые, и его всегда с охотой принимали в лучших домах города.
В конце октября Мински прибыл в Париж.
Бритт Рендинг, одетая в элегантное платье, с самоуверенным видом знатной дамы, заняла номер в отеле «Скриб» в девять часов утра. Примерно в одиннадцать она позвонила в номер Мински, назвала себя и сказала, что ей крайне важно встретиться с ним. Может, он зайдет к ней в номер?
— Буду у вас через десять минут, — ответил Мински.
Он явился к Бритт в темно-сером костюме, белой шелковой рубахе, в галстуке в серебристо-серую полоску с перламутровой заколкой. Бритт была одета в огненно-красный пеньюар из креп-жоржетта с красными кружевами поверх красных лифчика и панталон, а на ногах — красные шелковые туфли на высоких каблуках, украшенные красными перьями марабу. Она была сильно накрашена и походила на благоухающий экзотический цветок, обворожительный и манящий, который при ближайшем рассмотрении чаще всего оказывается ядовитым.
