Переводчица Валя Петрова бурей влетела в комнату дежурного офицера. Майор Савченко, с которым она только что приехала из деревни, еле поспевал за своей спутницей.
Капитан Соколов, дежурный по комендатуре, сидя у стола, читал книгу. Рабочий день уже давно кончился.
— Товарищ капитан! — ещё с порога заговорила Валя.
— Дайте мне лист бумаги! С меня хватит! Довольно! Я подаю рапорт и еду домой.
— Пожалуйста, — произнёс майор Савченко, закрывая за собой дверь. Он спокойно, без тени улыбки, подошёл к столу и протянул девушке листок бумаги.
— Спасибо! — ответила Валя и села писать.
Она писала сосредоточенно, закусив мелкими ровными зубами нижнюю губу и время от времени вслух перечитывая написанное.
— Рапорт номер четыре, — сказала Валя, ни на минуту не отрываясь от бумаги.
— Что такое? — заинтересовался Соколов.
— Рапорт номер четыре.
— А где первые три?
— В личном деле. Я сто рапортов напишу, а своего добьюсь!
— Что произошло, Валя?
Девушка вскочила из-за стола и выпалила:
— Не буду я здесь работать, не буду!
И она снова уселась на своё место. Через несколько минут рапорт номер четыре был готов.
Валя подписалась и встала.
— Товарищ майор, прошу вас передать это полковнику.
— Давай, давай, — невозмутимо произнёс Савченко. — А чтобы не беспокоить его лишний р аз, я сам и резолюцию наложу.
Он быстро черкнул на рапорте несколько слов.
— «В типографию. Отпечатать сто экземпляров!», — прочитала Валя. — Это для чего?
— А чтобы не тратить времени на писание. Так будет удобнее. Приходишь на работу, сразу подаёшь мне рапорт, потом берёшься за дело. Большая экономия времени!
Валя от возмущения даже подскочила на месте.
— Нет, вы сами посудите, — быстро заговорила она, обращаясь к Соколову, — сами посудите, чья правда.
— Расскажи, расскажи, Валя! — поддержал её Савченко.
— Нет, вы только послушайте! Сегодня мы с майором целый день разъезжали по деревням. Ну, всё очень хорошо. Приехали в Гротдорф. Заходим в один дом — сидит немец и чинит кастрюлю. Майор начинает с ним говорить о всяких делах, а потом я и спрашиваю у немца: «Вы на войне были?». «Был» — говорит. «Где?». «В сорок первом году под Москвой», — говорит. «Где именно?». «В городе Белеве». Зима была жестокая, их оттуда погнали, так он, убегая, для скорости даже сапоги скинул. Ну, конечно, отморозил ноги, и его из армии отпустили. Где же правда? Где, я спрашиваю, правда?
