В 1941 году я вместе с другими ребятами из Дынного перешел во второй класс. Только доучиться не пришлось: началась война, учителя разъехались, школу закрыли. Нас часто собирали возле правления колхоза на митинги, где рассказывали о ходе боев, учили обороняться.
В марте мужчин и подростков увезли в Брянск. Остальных полицаи погнали в Жиздру, а затем — в Клетню и Алексеевку. Там, сгорая поначалу от стыда, я научился побираться, просить милостыню. От голода и холода многие заболели тифом, многие умерли. Но наша семья (к тому времени отца-инвалида отпустили из Брянского концлагеря), сплотившись и поддерживая друг друга, выжила. Вскоре, когда и под Алексеевской стали слышны разрывы снарядов, нас, переселенцев, снова погнали в дорогу. На станции Красной людей вместе с коровами и лошадьми погрузили в вагоны, и через несколько дней эшелон привез нас в чужой далекий Алитус.
Дней десять спустя немцы провели фильтрацию. Нас отправили дальше в Германию... Везли через Польшу. На станциях поляки сочувствовали нам, старались подкормить нас — давали булку, колбасу. А когда мы прибыли в конечный пункт своего назначения — лагерь в городе Котбус, о доброте и нормальной пище пришлось забыть.
Немцы распределили нас по баракам, где ютились узники из Белоруссии, России и Украины. Они работали на близлежащем заводе; там же стали работать и наши родители. И мы, дети, тоже не сидели сложа руки: убирали с территории лагеря мусор, на кухне чистили брюкву. Именно ею нас в основном и кормили. Давали еще 200 граммов хлеба, испеченного пополам с опилками.
Каждый выходной я убегал из лагеря, чтобы добыть хлеба. Нередко охранники ловили меня, отбирали с трудом добытые крохи, задавали хорошую трепку и даже грозились пристрелить. Однако угрозы их не действовали, поскольку нужно были кормить семью.
В 1944 г. наши войска освободили Польшу. А я тем временем познакомился и крепко подружился с одним немцем, воевавшим в России и оставившим службу из-за инвалидности. Мне он запомнился очень добрым, чутким и внимательным человеком. Немец часто подкармливал меня (видно, жалел), учил фотографировать. Как мог заботился. А еще нас роднило с этим давольно-таки странным на первый взгляд мужчиной общее неприятие безумной, жестокой войны и осуждение Гитлера.
А война продолжалась. Шел март 1945 года. Когда советские солдаты были уже на подступах к Германии, немцы эвакуировали пленных в сторону Берлина. А нам, семейным, постоянно отстававшим от общей колонны, велели оставаться на месте. Прожив с неделю в большом рву возле деревни, мы дождались освобождения. Советские войска переправили нас в Дрезден, где со слезами на глазах мы встретили великий день Победы. Мы обнимались, смеялись и плакали, не веря, что остались в живых.
