Кавалер. Кажется, господин сенатор согласен: ведь он не возражает. Я же всегда держался правила — не оспаривать полезных мнений. Что у рассудка, как и у сердца, есть своя совесть, что внутреннее чувство руководит честным человеком и хранит его от заблуждений даже в тех вещах, которые, по-видимому, требуют множества предварительных исследований и размышлений, — все это мнения в высшей степени достойные божественной мудрости и делающие честь человеку. Никогда не отрицать полезного, никогда не поддерживать того, что способно принести вред, — это, по моему разумению, священное правило, которое должно руководить людьми, чья профессия, подобно моей, отвлекает их от углубленных штудий. Так что не ждите с моей стороны никаких возражений. И все же, не отрицая того, что чувство во мне уже сделало свой выбор, я по-прежнему просил бы вас, г-н граф, оказать мне любезность и обращаться теперь к моему рассудку.
Граф. Итак, повторяю: никогда я не мог уразуметь того извечного аргумента против Провидения, который основан на несчастий праведных и благоденствии злых. Если бы добрый человек страдал именно потому, что он добр, а злодею сопутствовал успех именно потому, что он злодей, тогда этот довод был бы несокрушим. Он падает, как только мы предположим, что благо и зло распределяются между всеми людьми безразличным образом. Но ведь ложные мнения подобны фальшивой монете: сначала ее чеканят крупные злоумышленники, а затем расходуют честные люди, которые, не ведая, что творят, продолжают преступное действие. Именно неверие и подняло первым столько шума вокруг этого возражения, потом его повторяли легкомыслие и простодушие, но в сущности все это — полнейшая чепуха. Возвращаюсь к прежнему сравнению: предположим, честный человек убит на войне. Что это? Несправедливость? Нет, это несчастье. Если у него подагра или каменная болезнь, если его предал друг, если он раздавлен рухнувшим зданием и т. д. — это по-прежнему несчастье и ничего более, ибо все люди без исключения подвержены подобного рода бедам. Всегда помните об одной великой истине: Если всеобщий закон справедлив для всех, то он не может оказаться несправедливым по отношению к отдельному человеку. Вы не страдали от этой болезни — но могли страдать; вы заболели, но могли бы и избежать этого. Тот, кто пал в бою, мог остаться в живых, а тот, кто вернулся домой, мог и не вернуться. Не все погибли, но все шли умирать. Следовательно, никакой несправедливости здесь нет. Ведь справедлив вовсе не тот закон, который непосредственно поражает каждого, но тот, который предназначен для всех;
