Все случилось вечером через несколько дней после захвата крепости, когда я почти успокоилась и начала думать, что жизнь здесь не столь ужасна. Меня не трогали, разрешали видеться с сыном, кормили и одевали. Чего еще желать?
Я осваивалась и привыкала к новому миру. Сложнее всего было примириться с ночными горшками, а вот сон на жестком матрасе оказался приятен для спины. Да и гигиена здесь в почете: утренние умывания, дубовые ванны для купания — все на уровне.
Мне начинало здесь нравиться, а потом пришла Руна с двумя незнакомыми девушками и принесла странного вида сорочку. Та сразу меня насторожила. Слишком красивая. Белоснежную тонкую ткань, похожую на паутинку, украшала вышивка и рюши. Такое не надевают под низ. Но и наверх ее тоже вряд ли носят, все-таки нижнее белье.
Меня раздели, искупали, заплели как обычно волосы в косу и уложили ее вокруг головы. Затем облачили в сорочку. На этом приготовления закончились.
Естественно, я заподозрила неладное. Приближается моя свадьба? Она здесь начинается с брачной ночи? Мысль о том, что придется переспать с Торвальдом, прежде не приходила на ум. А как без этого?
Но все было еще хуже — Руна распахнула дверь, предлагая мне выйти в коридор.
— Не пойду, — покачала я головой. — Не в этом виде.
— Но таков обычай, миледи Анна, — рабыня удивилась моей неосведомленности. — Вас уже все ждут.
Это ее «все» окончательно меня деморализовало. Забиться бы в дальний угол и переждать там неприятности. Я даже оглянулась, присматривая местечко поудобнее, но за порогом ждали двое наемников Торвальда. Их вид ясно дал понять: не пойду сама, поволокут силой. И я покинула безопасную комнату, шагнув в коридор, а заодно в неизвестность.
Воины шли по бокам от меня. Когда до общего зала осталось шагов десять, и я притормозила, они взяли меня под руки и повели дальше. Фактически они несли меня. Носки моих кожаных сапожек едва касались пола.
В зале было светло и душно. После холода и полумрака коридоров я словно угодила под палящее солнце и в первые секунды растерялась. Придя в себя, увидела сдвинутые к стенам столы. Там же были лавки, и на них ни одного свободного места. Люди сидели плотно, плечом к плечу: мужчины, женщины. Все чужие мне.
За те дни, что провела в крепости, не успела толком ни с кем познакомиться. Но эти люди знали меня прежнюю. Почему же на их лицах нет сочувствия? Мне бы сгодилась любая эмоция. Но все смотрели равнодушно, а некоторые с неприязнью. Что за человек «прежняя я», если всем плевать на мою судьбу?
