Вскоре я уже возвращалась домой в другом поезде. Снова "зайчиком" попросилась, — отказу не было. Ехала и думала, почему же дядя Семён нам с мамой ничего не рассказал, что совсем рядом его бывшая жена захоронена, и дом стоит заколоченный… Мама его так любит! Какой он гордый… Может, он всё время ездит на могилу, ухаживает и тоскует? Я-то думала, что веселее дядь Семёна в мире нет…
Но вряд ли он сюда ездит: дом — заколочен, где бы он ночевал по стольку ночей? Бабуся бы непременно сказала, если бы у него здесь друзья были или "женщина"… Значит, все-таки дядь Семён куда-то еще наведывается… То есть о прошлом его я малую толику сведений вызнала, но настоящее — мраком покрыто… Куда вот мог он деться, если его паспорт остался лежать в кармане мятого пиджака в ящике для грязной одежды? Как можно ездить без паспорта?
А мама-то моя, оказывается, судя по описанию Матвеевны, донельзя похожа на бывшую жену дяди Семёна, один к одному…
Добралась в Сальск успешно. Мама так и не вызнала ничего о моей разведке…
Мёд она нахваливала невероятно и все просила меня потом ту загадочную бабулю-торговку ей указать: мама думала, что мёд-то я в Сальске прикупила…
Дядя Семён вернулся только дней через десять. Изменился поразительно. Будто на десять лет состарился. Волосы окончательно поседели, седой чуб придавал ему удивительно интеллигентный вид. Исхудал, словно после тифа или другой тяжелой болезни. Глаза болезненно светились красным огнём, слезились, будто он плакал каждую минуту, не переставая. Пиджак, в котором уезжал, висел на нём, как на вешалке. Дядю Семёна словно подменили: руки тряслись как у пьющего, вена на шее билась, лицо покрылось сетью резких морщин. Словно другой человек вошел в дом: опустившийся или больной.
От дяди Семёна в день возвращения пахло перегаром. Раньше он пил лишь коньяк дорогой да вина марочные, — умеренно. Когда он вошел, мамы не было. Он меня обнял за плечи как-то почти по-стариковски. Рукой махнул: мол, ни о чем не спрашивай… Сел на диван, вытащил из кармана пузырек с тёмной жидкостью, вытащил из кармана кусочек сахара-рафинада, накапал сколько-то капель на сахар и в рот положил. Потом пошёл на кухню, вытащил початую бутыль водки, отпил без закуси, запил молоком. Совсем будто с ума сошел… Сказал, заикаясь:
— Зоя! Как все-таки хорошо, что я вас с мамой нашел… Есть, куда возвращаться…
Лег, не переодеваясь, на диван и тихонько задремал, то ли вид делал, что спит…
