- Эй, пастор... - Штирлицу не хотелось драться, но обойтись без профилактического мероприятия (мордобития) было нельзя.
- А? - Пастор, шевеля бровями, выполз из-под подоконника и уставился на Штирлица добрыми честными глазами. Увидев такой взгляд, Штирлиц немного смутился. Ему гораздо привычней было видеть злобный оскал, или красочный фингал под глазом.
- Чего ты на меня так смотришь? - недоверчиво спросил он, на всякий случай ощупывая в кармане браунинг с выцветшей дарственной надписью. - по родине соскучился?
Шлаг на всякий случай пожал плечами и отвел взгляд. Штирлиц молча бросил его красивым профессиональным пинком в клумбу. Пастор упал на колючки кактуса и принялся стонать.
" Ностальгия ", - догадался Штирлиц. - " Домой хочет "
Пастор застонал еще пронзительнее, с подвываниями.
Мимо него прошел Борман с чемоданом и удовлетворенно чмокнул губами. Партайгеноссе думал, что пастор попал в его хитроумную ловушку.
- А, Борман! Вот ты-то мне и нужен... - Штирлиц свесился с подоконника и поманил испачканным тушенкой пальцем толстого Бормана. Борман переложил чемодан из левой руки в правую и с опаской подошел к Штирлицу.
- Штирлиц! Как солнышко ярко светит! - улыбаясь, сказал он, пытаясь окончить разговор без фингала под глазом.
- Светит, - милостливо согласился Штирлиц. Легкая желтоватая мгла окутывала низко повисшее небо.
" Парит - наверное, к дождю ", - подумал пастор Шлаг. - И твой портрет так хорошо висит, - сказал Борман, делая два шага к отступлению и подхалимски улыбаясь. Портрет, на котором был изображен Штирлиц с лицом мыслителя и с банкой тушенки в руке, был слегка перекошен от ветра, но тем не менее висел довольно ровно.
- Висит, - согласился Штирлиц, любуясь собой.
- Ну, я пойду... - Борман стал медленно отступать к фонтану со скульптурой "Штирлиц, разрывающий пасть крупному зверю (медведю)".
- Я вот тебе щас пойду, - сказал Штирлиц. Его грозная рука смяла пухлого Бормана в охапку. Партайгеноссе ойкнул и выпустил из рук чемодан, тот упал на пастора и со скрежетом раскрылся. Куча бумаги выпала из него, и Шлаг забарахтался в ней, как в проруби с ледяной водой.
Он только успел заметить, как Борман, голося о преданности Штирлицу, исчез в окне, и как Штирлиц с боксерскими выдохами стал наносить ему глухие удары.
Пастор, кряхтя, выбрался из горки бумажек и принялся вытаскивать их из-под рясы. Его взгляд упал на надпись на бумажке, и он насторожился. Надпись гласила:
