— Да, — ответила Надя. — Там живут дядя и тетя. Только вы их, конечно, не знаете. Они нигде не бывают.
— А как фамилия вашего дядюшки, смею спросить?
— Его зовут Василий Матвеевич Матях.
— Василий Матвеевич? — не без удивления повторил бухгалтер.
— Да, Василий Матвеевич.
— Как же! Как же! Прекрасно знаю. Очень уважаемый человек. Один из крупных вкладчиков нашего Русско-азиатского банка.
Курбатов внимательно слушал разговор и наблюдал за тем, как быстро менялось выражение подвижного лица Нади.
— Нет! Нет! Что вы! Что вы! — взволнованно и даже испуганно заговорила Надя. — Это совсем не тот. Мой дядя вовсе не богатый. Он не может даже купить тете новую котиковую шапочку за пять рублей, а старая уже и не рыжая, а даже зеленая. А тетя сама стирает белье и моет полы.
— Вот как! — заметил несколько удивленно Сергей Сергеевич. — Впрочем, в этом нет ничего предосудительного.
Сергей Сергеевич приподнял шляпу, раскланялся и пошел в контору, пригласив с собой и Курбатова.
А Надя поднялась по трапу на «Василек». Присела на чугунную тумбу и задумалась. Давно уже была пора подметать палубу, стирать пыль и чистить кирпичом все медные части, а Надя с тряпкой в руке сидела и думала.
Какие страшные, непонятные в жизни тайны! С грустным недоумением, растерянно смотрела она по сторонам, не узнавая знакомых предметов и словно ища, к кому бы она могла обратиться с упреком и вопросом. Все было по-старому, и все казалось иным. Печально болтался флаг на «Золотом Васильке», и смутно трепетали в саду деревья. А мимоза, сложив свои перистые листочки, дрожала от налетевшей с гор холодной струи воздуха.
Зачем? Зачем дядя говорит, что он нуждается, что он не может купить тете новую шапочку? Что же, он плохой, дядя? Нет! Нет! Надя хочет любить его. Дядя честный, добрый. Но почему же он все это говорит?
Надя очень рано узнала горе: утрату любимого, бесценного существа — отца. Но лишь впервые она поняла ужас другой великой утраты — веры в дорогого ее сердцу человека. Она испытывала тоску. И никогда еще мир, наполненный тысячами звуков, запахов и цветов, не казался ей таким тихим и мертвым, что она слышала в нем только гул своей собственной встревоженной головы.
Но потребность любить и верить так сильна в детстве! И Надя чувствовала необходимость тут же ее утолить. И вот почему, услышав голоса Мани и Павки, она бросилась им навстречу, обняла Маню и припала к ней на грудь, как припадает к журчащему источнику путник, истомившийся в далеком пути.
