Слушая слова матери, Надя мысленно добавляла к ним впечатления проведенного в институте школьного года.
Он не прошел даром, этот длинный год. Надя в письмах к матери не жаловалась, не вспоминала обиды, которые начальство чинило тете Дуне. Надя еще не умела излить в письме свою детскую печаль. Ей не хватало для этого слов. А каждый новый день вытеснял минувшие огорчения.
Но сейчас она как бы вновь увидела все пережитое. Там, в институте, Ваню Кукина не считали за человека. Он был ведь всего лишь лакей. И милая тетя Дуня в смешных ботинках тоже для них не была человеком. Даже красивый инженер Яков Гурьевич Гребенкин считался «проходимцем», пока его не обласкал наместник края. А сама Надя? В стареньких валеночках в их глазах была только жалкой сиротой.
Эти скромные трапезы за скромным и милым семейным столом навсегда заронили в душе Нади святые семена любви к домашнему очагу. Они освещали ее небольшой жизненный опыт, пробуждали добрые чувства, учили понимать простые радости жизни.
И спустя много-много лет, в часы раздумий, когда человек оглядывается на свое прошлое, пытаясь понять, какие же люди, события, чувства, думы и впечатления определили его душевный строй и жизненный путь, в воображении Нади среди вереницы образов, мыслей и картин всегда проходил и Ваня Кукин, и рождественский спектакль, когда она так доверчиво говорила о счастье «приносить радость другим», и нарядная готическая церковь с волшебными цветными стеклами, пышные ленты, банты и многое другое, что лишь скрывало ложь, лицемерие и жестокость к ближнему.
* * *
В новом синеньком ситцевом платье Надя пьет чай с японскими сладкими офицерскими вафлями. Мама к приезду дочки купила целую банку. Банка высокая, железная, одна вафля величиной с блюдце и тоненькая, как папиросная бумага.
Дома все интересно. Откроешь буфет — там на вазе лежат рассыпчатые куски древесной бабы — баумкухен. Ее редко кто умеет печь. Во всем городке только один начальник таможни умеет управляться с такой бабой. Он ходит к своим знакомым и печет баумкухен. Мама и Дарьюшка сохранили для Нади и баумкухен и цукатную мазурку с самой пасхи.
На кухню пришел китаец Сан-ки и принес в круглой корзине душистый укроп, петрушку, белый японский редис и молодой лук. Надя бежит в кухню, здоровается с Сан-ки, берет редиску и мчится во двор. Там уже цветут крошечные лиловые цветочки — крестики с желтым булавочным глазком. Во дворе у Нади цветут еще одуванчики и какие-то белые зонтичные метелочки, которые видны только издали, когда их целое поле, а если к ним подойдешь, они словно тают, будто это даже не цветочки, а тонкий дымок, который струится над зелеными стебельками. А Наде ее двор представляется царским садом.
