Солдаты не любили его. Человек он был жестокий и тупой. Теперь, когда по всей стране стали подниматься рабочие, когда крестьяне жгли помещичьи усадьбы, громили их имения и заводы, когда волнения перекинулись в армию, Пята испугался.
Он боялся оставаться дома и каждый день ночевал где-нибудь в чужом месте. Сегодня ему некуда было деваться, и он решил пойти к учительнице. Пята снял шинель и попросил позволения закурить.
Учительская, собственно, помещалась в крошечном коридоре, где стоял канцелярский стол и шкаф с книгами. И Надя слышала весь разговор.
— Мне, видите ли, всего несколько дней переждать, — говорил Пята, нервно сбрасывая пепел папиросы в пепельницу. — Бунт будет подавлен. Московские баррикады разбиты. Преданные войска пришли на зов государя императора из Твери. Восстание на Пресне подавлено. Завтра мы здесь поймаем последних смутьянов из портовых матросов, и все будет кончено.
Он тяжело ходил по крошечной учительской, и от его шагов звенела посуда в мамином буфете.
«Что это говорит Пята? Какая Пресня? — думала Надя. — И что хотели сделать с императором?» Он был так далеко от городка, где жила Надя, что казался несуществующим. И было странно слышать, что это все-таки живой человек и даже кого-то боится.
Екатерина Николаевна внимательно выслушала капитана. Он замолк. И только тикали старинные часы с кукушкой. И в этой тишине Надя услышала мамины слова:
— Я не могу вас принять. Мне не позволяет этого совесть. Пята с изумлением и ненавистью взглянул на учительницу. Но она спокойно и твердо выдержала его немой вопрос, и в ее глазах он прочитал лишь презрение.
В эту ночь Надя поздно заснула. А мама и совсем не ложилась спать.
Утром, когда Надя проснулась, она услышала голос знакомой девочки Лизы, дочери рабочего из управы. Маленькая, худенькая девочка, словно мышка, сидела за столом и, потупившись, смотрела вниз. Чашка с чаем, должно быть, давно была налита, но Лиза к ней не притронулась. И молоко в чашке подернулось пленкой.
— Мамочка! Это Лиза пришла со мной играть?
— Лиза поживет у нас несколько дней, — ответила мать. — У нее папу ночью забрали в тюрьму.
Надя притихла. Умылась и поздоровалась с Лизой.
— Дай, Лиза, я тебе налью горячего чаю, — предложила Надя.
— Нет, не буду пить. Я лучше в кухне посижу со сторожихой.
— А потом ты придешь ко мне? — спросила Надя.
— Сторожиха говорит, что я теперь сирота. Отца на каторгу угнали.
— И у меня папы нет, — тихо сказала Надя. — Только его совсем нет. Даже на каторге нет. Он умер. А твой жив, раз его угнали.
