Теперь определиться, что со мной. Кажется, выпустили кишки. Легкое вскрыто. Обширное кровотечение. Сломано по меньшей мере четыре ребра. Позвоночник… вроде цел. Минут пять-десять осталось. Приехали. Конечная.
Чувствовалось: жизнь покидала меня. И в то же время будто что-то вдыхало несравненную легкость во всё моё существо сквозь зажатый в руке клинок.
Начал терять сознание.
– Кузен!.. – Мариетта. Жива.
…Очнулся через час. Страшные раны перестали кровоточить, начали закрываться, а что-то внутри скрипело. Почему-то был уверен – срастались рёбра.
От страшной посетительницы остался высохший костяк и запах роз с пеплом.
Дядюшка Адольфо, заведовавший семейной лечебницей, цокал языком.
Больше о произошедшем не знал никто, и мы трое пришли к соглашению умолчать столько, сколько возможно. Костяк исчез вместе с парой молодых родичей, которым было поручено спрятать его получше; квартиру проветрили от запаха; семейный совет попросили закрыть входы в комплекс, за исключением парадного, и выставить на последнем охрану.
Мол, есть у меня враги… Старые семейства понимают, что такое враги. Но вряд ли поймут историю про монстров и чудесные исцеления.
В конце концов, их не бывает.
Ведь так?
Их не бывает. Не в двадцатом веке. Я ворочался на кровати, не в силах уснуть, до боли сжимая рукоятку ножа, с которым теперь не расставался. Тревога, а пуще всего ощущение взгляда в спину мешали сильнее ран.
Наконец я поднялся, выглянул в окно. Конечно, никакого чужака-наблюдателя. Лишь густой туман клубился вокруг фонарей.
Доковылял до холодильника. Банка холодной газировки. Таблетка обезболивающего.
С нападения прошло две недели, и это было поганое время.
На службу я приковылял после суток в лежку. Лучше бы было остаться дома, но тогда бы пришлось докладывать о нападении. Объяснять быстроту, с которой рубцевались шрамы, не было охоты.
Итак, через сутки после нападения я был в отделе. Мог и не приходить. Там шуршали серьезные мальчики в черном, в жизни не топтавшиеся тротуара. Внутряки, департамент внутренней безопасности Управления Полиции. Те ещё козлы.
– Извини, – сказал Сергеев. – На комиссара давят. Понимаешь?
Как не понимать? Радио в машине только и кричало, что о маньяке и преступном бездействии полиции.
– Вот, – я положил значок на стол.
– Не настолько, тлять, – серьезно сказал Сергеев. – Тебя просто снимают с дела. Ну, дел. Нескольких.
– Что мне оставили, штрафы за стоянку?
– Почти. Бытовуху.
– Да ну. Отпуск дай.
