— Ты это говоришь, потому что сам не при кормушке.
Коля взвился:
— У меня есть стыд и совесть! У меня не голубая кровь. Я человек трудовой и не рвусь к должностям!
Он огляделся вокруг, как бы выбирая, на кого еще наброситься.
— Послушай, Коля, ты же говорил, что ни во что не будешь вмешиваться, — уводя разговор в сторону, сказал Игорь. — Как тебя понимать?
Разин во весь рот ухмыльнулся:
— Это смотря во что! Тут нельзя не вмешиваться.
— Значит, можно, если безопасно?
— Да нет, я совсем не про это, — смешался Коля. — Если уж явная несправедливость, так я полезу, не побоюсь ничего. Я говорил про то, что буду в семье, как в крепости. Выскочу оттуда, побью кого надо и назад. Там мне спокойно, там меня не достать, хоть всех благ лиши. Я про другое говорил. Семья для меня остров. Ну вот, всякие брожения сейчас, сексуальная революция, техническая. Всемирным потопом грозятся или оледенением. Или там среда загрязняется, дышать, дескать, скоро нечем будет. Люди расстраиваются. А мне на мировые потрясения наплевать, я в семье спрячусь. От ненужных мыслей.
— Никуда от них не денешься, — возразил Игорь.
Разин рассмеялся.
— Спрячусь! Глаза завяжу и уши заткну, ничего не буду читать, кроме книг по программе… А вон и машина за нами. Эх и поспим же сейчас!
Бегом спустились с насыпи, за несколько секунд расселись по скамейкам.
Игорь подождал Надю.
— Устала?
— Нет, ничего, — неохотно ответила она.
— Садись в кабину, отдохни.
— Я лучше в кузове.
Она села на переднюю скамейку рядом с Гончаровым.
6
Только что к усилителям подключили магнитофон. В столовую потянулись любители поп-музыки. Многие принесли свои записи и всячески их расхваливали. Разгорелся спор, что слушать в первую очередь. Битлзов отвергли за старомодность. Холлидея тоже сочли устаревшим. Победу одержал Пол Маккартни. Валерка Бодров уже кассету достал из кармана, но тут вклинился худой неоформившийся подросток Саша Панин, молчаливо пережидавший спор. От волнения визгливо закричал:
— Стойте! Стойте! У меня есть, что надо! Христос-суперзвезда, поп-опера! С американской пластинки переписана.
Валерка пренебрежительно бросил:
— Иди ты со своей оперой! Не мешай! — И толкнул легонько Панина.
Но тихий Саша остервенел, заслонил магнитофон своим телом, с горящими глазами кричал о серьезности сюжета и первоклассных исполнителях.
Ребята для потехи кричали:
— Давай Маккартни!
Другие заводили Сашу:
— Не хотим Маккартни, давай Христа! Держись, Панин!
— Ничего вы не понимаете! — горячо бормотал Саша. — Это шедевр, последний крик Бродвея!
