— Но ты живешь в Загорье.
— И ваши ребята не все живут в Больших Пустошах, а на учете здесь.
— Они выпускники…
— И я выпускник. Только армейский… Так как, приносить билет?
— Пока не надо…
— А когда же?
— Как вступишь в колхоз.
— Вот оно в чем дело.
— Именно в этом самом.
— Тогда бывай здоров! Думал, может, помочь чем смогу… А раз не надо, навязываться не буду. — Емельян уже хотел уйти, но задержался и спросил: — Постой, комсорг, а вы-то сами колхозники?
— Нет, но будем…
— А может, я раньше вас буду?
— Как бы не так… Сколько времени тянешь.
— Это верно, — сознался Емельян. — Только тут не все от меня зависит…
— А от кого?
— От кого да от чего! Ишь какой — все тебе надо знать!
И, чертыхнувшись, Емельян пересек деревню, чтобы напрямик выйти к поемным лугам, где со дня на день должна начаться косьба… Он шел хмурый, досадуя на себя, что сам напросился на неприятный разговор с Шеломовым, и ему даже казалось, что теперь, после такой встречи, осмотр лугов тоже ничего хорошего не сулит: и подходы для тракторной сенокосилки будут неудобны, да и сами луга еще не просохли, придется косьбу вести выборочно. Но скоро от всей его хмури и мрачных предчувствий не осталось следа. Впереди Емельян увидел Орешину. Он не раз встречался с ней в молокопункте, куда заглядывал, разыскивая то скотника, то старшую доярку, чтобы узнать, куда сваливать привезенную зеленку. Но ему не нужны были ни старшая доярка, ни скотник — он и без них знал, как распорядиться зеленкой, — ему просто хотелось увидеть новую приемщицу, поговорить с ней. Но вот как раз разговора не получалось — и он садился у порога и молча смотрел на нее, думая: «Эх, неладно что-то в жизни у девахи, если она ни слова ни с кем не проронит и даже не замечает, что вот сидит у порога человек и все смотрит и смотрит на нее». Только однажды она улыбнулась, когда он сразу взял два бидона и поставил их в кузов грузовой машины. Улыбнулась и сказала:
— Какой вы сильный.
— Нет, я не сильный. Вот батька мой был сильный. Он лошадь с санями из полыньи вытащил…
Емельян догнал Орешину и, преодолевая собственную робость, сказал громко:
— Здравствуйте, Таня, вы куда? — И когда она оглянулась, он увидел, что ее глаза заплаканы. — Вас кто-нибудь обидел, Таня?
— Так просто. Мы ведь, девчонки, плаксы. Грустно стало… — Орешина попыталась улыбнуться.
— Вы ушли с приемного пункта в больницу. Это верно? — спросил Емельян, косясь на ее сумку с красным крестом.
— Думаю быть врачом — вот начала с санитарки…
