…Торжественный смотр начался утром. Стоило только нарядному царскому выезду появиться на плацу, как раздалась команда: «Смирно! Равнение направо!»
Все повернули головы в сторону царского выезда. Оттуда вышел мужчина среднего роста, в полковничьей форме, с болезненным лицом. Взгляд его блуждал.
— Здорово, братики-добровольцы! — с надрывом изрек царь.
Задерганные муштровкой солдаты отвечали громко и разноречиво. Те, кому был известен последний приказ Хаджича, во весь дух кричали: «Живио! Живио! Живио!», а те, кого не успели оповестить: — «Здравия желаем, ваше императорское величество!»
Получилась разноголосица, похожая на рев толпы.
Обиженный царь, ни с кем не простившись, сел в коляску и уехал. Плац притих.
Взбешенный Хаджич выбежал на середину и, размахивая кулаками, кричал:
— Медведя можно выдрессировать, заставить его ходить по канату, петуха научить молиться, а вас… Ничего, я вас еще научу…
И началась «учеба». С утра и до позднего вечера в ротах повторяли пять русских слов. К концу недели солдаты научились правильно произносить «Здравия желаем, ваше императорское величество!», но в душе многие уже не желали здравия русскому монарху.
За неумелою встречу царя на плацу Спалайкович задал Хаджичу от имени короля взбучку. Полковник чуть было не лишился своего поста, но в конце концов отделался легким испугом. Теперь ему надо было искупить свою вину перед всероссийским самодержцем, доказать свою преданность русскому престолу.
Хаджич ждал случая, когда вверенная ему дивизия сможет отличиться на поле боя. Он тогда продемонстрирует храбрость и стойкость сербов и заодно избавится от всех инакомыслящих. А их в дивизии к тому времени было уже немало.
Начавшееся революционное брожение в русской армии постепенно проникало и в сербские части. Вместо глухого роптания слышались решительные протесты против палочной дисциплины. Возникло целое движение — «Доле батинэ!»[7] А за ним поднялись «сахарные бунты»: солдаты требовали увеличения нормы сахара в их скудном рационе.
Вскоре пришел приказ дивизии выступить в район Добруджи. Хаджичу уже мерещились генеральские эполеты, награды, ордена…
Солдаты же встретили приказ о наступлении без энтузиазма. Еще задолго до того, как дивизия вступила в бой, ряды ее заметно начали редеть: «добровольцы» убегали с марша, уходили с позиций. Дивизия разлагалась. В такой обстановке рассчитывать на победу было бессмысленно. И все же полковник бросил в бой неподготовленную, плохо вооруженную дивизию. Подобно азартному картежнику, он играл ва-банк.
