Все перипетии романа Авраама и Мэри читаются с захватывающим интересом, но после их помолвки начинается уже детективное действо.
Они продолжали встречаться на балах и великосветских (в понятии Спрингфилда) тусовках. Оживленно беседовали о книгах и текущей политике. Линкольн как-то пригласил ее на котильон, добавив, что «хуже его нет танцора». «Он был абсолютно прав», — подтвердила позднее Мэри.
Но однажды Линкольн, обуреваемый сомнениями в необходимости ему, завзятому холостяку, обременять себя женой, признался Мэри, что не испытывает любви к ней. Она разрыдалась, он обнял и поцеловал ее. Так Линкольн скрепя сердце подтвердил их обручение. Они назначили дату свадьбы — 1 января 1841 года.
День настал. В особняке, где жила Мэри с сестрой, все готово к свадьбе. Жених опаздывал. Часы летели. Наконец Мэри ушла горевать в свою комнату, гости разошлись, свечи были погашены. Линкольн не удосужился появиться на собственной свадьбе!
Вполне возможно, что слухи о покинувшем невесту в день свадьбы женихе были несколько преувеличены. Но что-то очень серьезное случилось между Линкольном и Мэри. Он сам вскоре после этих событий писал в дневнике о «роковом 1 января 1841 года». И также признавался, что события этого дня погрузили его надолго в жуткую депрессию. Он медленно шел на поправку. Его угнетало и мучило чувство вины — но не оттого, что бросил невесту в день свадьбы.
Скорее всего, вот что случилось между ним и Мэри в тот роковой день: они разорвали свою помолвку, и инициатором разрыва был Линкольн. Отчего? Предполагается, что причиной был страх Линкольна, что он подцепил сифилис. Судя по письмам, он был не охоч возобновлять обручение и втравиться в брак. Не оттого, что совсем не любил Мэри, а боялся — и правильно боялся, — что не сумеет составить ей счастья.
Но, Читатель, они все-таки поженились. Внезапно и скоропостижно. И Линкольн, несомненно, выказал преданность своей невесте, когда подарил ей кольцо с гравировкой внутри: «Любовь навеки». Изнеженная и прихотливая Мэри Тодд превратилась в работящую домохозяйку со скудным домашним бюджетом. Ее снобистские сестры издевались над ней, а она подолгу — месяцами — оставалась одна с детьми в доме, когда Линкольн-юрист вел дела в дальних окружных судах. Долгие годы страдала от одиночества днем и от страхов — ночью. Она всегда говорила, что «если бы ее муж оставался дома, как ему было положено, она любила бы его сильнее».
