Пока я читаю, пишу, странствую и возбуждаюсь, не все еще потеряно.
Это к слову, а езжу сюда не только ради вдохновения, да и не ради юных прелестниц, — увы, не про меня, разве что попадется какая геронтофилочка (случается), а из-за других соблазнов: многомильные походы по лесным, горным и прибрежным тропам, обалденные виды и волшебные ведуты, плавание в океане, озерах и пондах, прогулки по сказочным городкам-харборам, где, собственно, и обаркадился, или «прибархарбился» — по Бар-Харбору, столице Акадии: исходил вдоль и поперек, скупая в его шопах все вышеназванные вещи.
Короче, отоварился, прибарахлился, а будь моя воля, засувенирил бы все, на что положил свой алчущий глаз василиска. Женщин включая. Хотя один женский сувенир, самый любимый, всегда при мне, что никогда не мешало мне быть сексуально озабоченным и всеядным.
Ну и само собой ежедневные ресторанные вылазки — не только за лобстером, хотя омар по-американски, как назвал его помянутый Пруст, в здешних разблюдниках на первом месте, далеко обогнав любую другую вкуснятину: фирменное блюдо Акадии. Конечно, в самом Бар-Харборе цены кусаются, но вот уже несколько лет, как я пристрастился к ресторанчику на паромной пристани вблизи маяка, с чудным видом на океан и Лебединый остров — куда дешевле, плюс шикарно готовят, с морской водой, которую я высасываю из всех омаровых сочленений, а закусываю не только клешнями и хвостом, но и сладкими зелеными внутренностями, «tomalley» — печенка, почки, легкие, самый цимес, которым профаны брезгуют и выбрасывают вместе с панцирем. А в этом году открыл церковь в Сомсвилле, где по средам продают пироги, и нам с моей сувенирной любимой достался как-то обжигающе горячий лобстерный пирог, киш, quinche, блюдо французской кухни, лакомство и объедение, а по четвергам здесь — лобстерный обед с горячей кукурузой, кукурузным хлебом и черничными бисквитами на десерт. Ах, зачем я не пиит? Сочинил бы тогда гимн, оду, кудос, дифирамб во славу лобстера! Увы, увы мне, да и проза у меня лысая, остраненная и отнюдь не описательная, а потому пошлю читателя куда подальше, то есть в Интернет, хотя еще вопрос, кто эрудированнее — навикипеденный чтец или нагугленный-обугленный автор?
Лобстеры — это по вечерам: ужин, который по-американски обед, а по утрам, когда еще все в мире спит, мою спутницу включая, я запал на поповеры, благо рядом кафешка, где готовят эти похожие по форме скорее на ром-бабу, чем на эклер, горячие, сочащиеся, поджаристые пустышки из блинного теста (типа): отрываешь шляпку от ножки и заправляешь кленовым маслом с фисташками либо клубничным/черничным вареньем — пальчики оближешь в буквальном смысле, что я и делаю взамен салфетки. Это изящный выбор в кафешке в Саус-Уэст-Харбор, а в принципе депозит может быть любой — творог, крем, сливки, салат, да хоть красная икра, как в блины, оладьи, крепсы и круассаны. Пончики на Московском проспекте, пышки на Невском? Донаты в НьюЙорке и по всей Америке? Бенье в Новом Орлеане? Зепполе в Италии? Всё не то — сравнения ни к черту! Слишком вольные аналогии, Лена бы все повычеркивала — и правильно сделала. То, что ни с чем не сравнивается, не существует, да, Поль Валери? Но сравнение может уничтожить объект сравнения, уподобив его тому, с чем сравнивает. Эту мысль можно выразить афористичнее и короче, но мне сейчас недосуг. Даже гениальный Пруст попался на многостраничном описании боярышника — единственное место у него, которое я не в силах прочесть ввиду незнакомства с объектом описания. Потом Лена мне показала боярышник, но уже не помнил его описание у Пруста, которое так и не удосужился прочесть — мимо! Что, если читатель поступит так же с моим описанием поповера? Поповер есть поповер есть поповер есть поповер, а есть его — в кайф, запивая обжигающим колумбийским кофе. Зашибись!
