— Кокопелли?
— Да не волнуйся так. Звери, те без никакой помощи рожают. Ой…
Я торможу.
— Не на ту педаль нажал. Жми на газ. Надеюсь, успеем.
— Но там ни врача, ни акушерки.
— А рожают как ни в чем не бывало.
— И вырождаются, — молчу я.
— Ой…
Жму на газ, плюнув на здешнее зверье и давлю какую-то мелюзгу. Чертов серпантин! Особенно не разгонишься.
— Да выключи ты эту проклятую музыку! — не выдерживаю я жалоб окарины и барабанных призывов к духам, чтобы те явились к нам незнамо зачем.
— С музыкой легче, — защищает невестка окарину с барабаном. — Ой…
Приехали. Как ни странно, деревушка не спит. С дюжину адобных домов, которые расступаются, образуя нечто вроде площади. Посередке — шатрового типа сооружение, которое охраняет медведь. Не медведь, а огромная медведица изображена на фасаде, а входом служит медвежья вульва, скрытая двухстворчатой дверью.
Самое удивительное: нас ждут. Бьют барабаны, попискивает окарина. Вокруг нашей машины, высоко вскидывая ноги, пляшут дикари. Такие пляски, вспоминаю, могут длиться неделями. Вглядываюсь — не дикари, а дикарки. По пояс обнаженные, с татуировкой, в масках и с кукурузными початками в руках. Протираю глаза — не снится ли? Успеваю отметить девичьи груди. Меня с Лео уводят в сторону — по туземным обычаям, мужам присутствовать не полагается. Последнее, что вижу — моя невестка исчезает в медведичьем влагалище. Окарина изнывает от тоски, барабаны бьют все громче. И вдруг музыка разом обрывается.
Тишина.
Пробуждаюсь, как от гипноза. Машина стоит на месте. Невестка сидит за рулем и вздыхает.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Переехала кого-то, — плаксиво говорит невестка.
Извлекает из-под руля свой громадный живот, которому расти больше некуда, и вылазит из машины.
На обочине лежит, распластав лапки, мой любимец — полосатый бурундучок. Целый и невредимый. Не переехала, а сбила, откинув в сторону. Достаточно, чтобы душа рассталась с телом. Бурундучок мертв.
У страхов есть одно ужасное свойство — они сбываются.
— Вроде бы началось, — спокойно говорит невестка и слабо охает.
Уже не во сне, а наяву.
Evgene Solovyov
The Southwest
Tрe Southwest: red fairy tale castles dot the landscape here. Grand Canyon’s glorious size, the play of light and shadows through the day, the Colorado River, the relentless knife, still cutting up the mountains, like tissue paper, into new exotic shapes. Zion is all grandeur, the sheer, polished shock of the immortal cliffs. Bryce is a trickster, with its playful maze of ancient avenues, mansions and cathedrals, an ancient civilization reduced to ruins and to dust. In Canyon de Chelly, mists and spirits hang in the heavy air, sweet flute melodies and coyotes’ laughter break the silence. In Antelope Canyon, I walk into the Venus Flytrap, willingly relinquishing my freedom to this beautiful seductress, who smothers me, her victim, entranced, immediately in love, between her lovely thighs, squeezes me dry, and spits me back, mesmerized, heartbroken, into the endless Arizona sunshine, already awaiting her fresh lover, new sacrificial lamb to be admitted to her secret chamber, enslaved into the service of the goddess, the beating, cruel heart of all these eternal rocks.
