Отправив банду неугомонного Кушака по намеченному маршруту, Отец Хрисанф захотел накоротке поговорить с Цыганом. Он новел разговор о происшествии в селе Бабаево.
— Я не собирался убивать «ястребка», зачем было усложнять мое положение и передвижение, когда мне к своим, к вам выход обеспечить требовалось! А я чуть не угодил в тюрьму.
Затопорщились седоватые усы Хрисанфа при слове «тюрьма». Он потер шею, будто освободился от чего-то, и заговорил быстро, с елейным напевом:
— Не заблуждайся, сын мой, свобода духа и плоти, вскормленная в нас предками, дедами и отцами, святая святых нашего земного бытия, и не грех нам вынужденно отстаивать свое право гордыней насилия противу закабаления рода нашего безверной силой. Твой осудительный поступок в селе Бабаево не в укор, потому как нет в нем мирского укрощения мелкого самолюбия. В народе тебя могут осудить, наши восхвалят, ибо ты поднял руку на блюстителя антихристовой власти. Бог простит тебе святое прегрешение.
— Тем и довольствуюсь и смиряюсь, — постарался в лад ответить Сухарь.
— Вот и хорошо. Ты в церковь ходишь? Душу кропишь святым словом?
— Я за проволокой сидел, церковь-то в Бабаеве вроде как сызнова увидел, но на паперть не поднимался. Не успел.
— Все мы не успеваем. — Голос Хрисанфа стал вдруг скрипучим, будто у него что-то надломилось в горле. — Значит, отца Иннокентия не видел. А что говорят о нем миряне?
— Разговора не заходило, будто и нет такого.
— Есть такой… еще ка-кой! На выборы советские паству крестом осеняет, нечестивец, большевицкий подпевала. Ты слышал похожее когда-нибудь? Так он к ихней власти свой лик и тянет. Еще с до войны. Ты как думаешь, среди священников партийцы водятся? Говорят, Иннокентий под рубахой красну книжку носит.
— Да что вы, откуда? Может ли церковник в ихней партии быть?
— Все может, бог грехи отпустит. Не такие покаяния прощал… А кто у тебя из родичей в Бабаеве?
— Тетка с дядей.
— Фамилия?
— Мохнарыло.
— Дядько работает?
— Конюхом.
— А дружок твой?
— Готра Дмитрий? Кем он работает, не знаю, некогда было спрашивать.
— С Парамоном не встречался? Самогонки у него богато, нехристя.
— Видел, заходил к нему со своим дядькой, кто-то там приехал, а мне ни к чему на людях отираться, я ускользнул… Потом эта канитель с «ястребком», до стрельбы дошло.
— Ну ладно, храни тебя бог, — перекрестил Хрисанф Цыгана и отправился в путь.
Он не любил ходить с бандой. Очень шумно и больше опасности. Но держался всегда неподалеку от нее, чтобы в случае чего мог рассчитывать на ее помощь. Неотлучно с ним в пути всегда находился Федька Шуляк, который доводился Хрисанфу дальним родственником. Он был не только верным охранником, но и бессловесным исполнителем воли наставника и покровителя.
