— Я заходил к тетке Ивге, тебя не застал.
— Откуда ты узнал, что я приехал?
— Видел, из хаты дядьки Парамона ты выходил. Подумал, неужто Антон?
— Что же не окликнул?
— Да как-то неожиданно все, не поверилось даже, — замялся Готра.
— Как с того света, хочешь сказать, — с усмешкой пояснил Антон Тимофеевич.
— Столько лет! И еще каких! Потом… — почему-то стушевался хозяин, полез в этажерку за рюмками и даже с фальшивинкой прикрикнул на жену за то, что копается где-то и не подает закуску на стол.
— Что же за этим «потом», договаривай, мы с тобой как-никак ровня, вроде бы друзья с детства, — захотел основательно завязать разговор Сухарь.
— Было и сплыло «потом». Ты правда в плену был? Кормлюк рассказывал, — с недоверчивостью в голосе спросил Готра.
«Что-то он знает обо мне, — мелькнуло в сознании Сухаря. — Иначе почему бы ему подвергать сомнению мой плен?»
— Довелось, чего ты с иронией о моем плене? Неволя никого еще не веселила, — упрекнул он хозяина, внимательно следя за выражением его лица.
Насмешливо скосив глаза и без слов подтверждая свое недоверие к услышанному, Готра вдруг вышел во двор. Антон Тимофеевич видел через окно, как он скрылся за дверью сарая и вскоре вышел оттуда не один, а с горбатеньким старичком, продолжая что-то наставительно говорить. Тот часто кивал плешивой головой, порываясь идти.
— За горилкой деда послал, у меня чуть на донышке осталось, — пояснил Готра, вернувшись, и налил две рюмки. — Давай за встречу! За то, что живы! Закусывали молча, будто не зная, как продолжить разговор.
— Ты отца моего помнишь? — неожиданно и с недоброй интонацией в голосе спросил Готра.
Сухарь отрицательно покачал головой, ответил:
— Откуда же, у вас я не бывал, да и с тобой как-то не ладили. Увидел бы, может, и вспомнил.
— Едва ли, не признал ты его однажды. Мой отец столкнулся с тобой разок перед войной, по копне вороных волос выделил среди дружков твоих, только неудобное время и место подвернулось, так он рассказывал.
— Где же это? — как можно спокойнее поинтересовался Антон Тимофеевич, бросив взгляд на увеличенную фотографию на стене, похоже отцовскую, в красноармейской форме.
— В Са́мборском лесу, — произнес, как будто не сразу решился, Готра и вопросительно уставился на гостя.
— Ну и что? — не смутился Сухарь. — Грибы перед войной я там уже не собирал.
— Какие грибы, что придуряешься? — сердито отмахнулся Готра и спросил напрямую: — Ты сейчас-то не из леса вышел?
— Ах вот ты о чем… — вполне удовлетворил Сухаря вопрос, и он еще подзадорил: — То было давно и неправда.
