"Япония — это страна удивительной национальной чистоты. Здесь нет никого, кроме самих японцев!" — повторяют так многие.
Но до сих пор в Японии живут и древние айны, пришельцы из Австралии, ныне оттесненные на самый холодный, северный остров Хоккайдо. Они скорбно прячутся в его глубине, не видные и не слышные никому. Чистых айнов в наши дни насчитывается лишь пара тысяч…
Когда вы приезжаете на просторный остров Хоккайдо, на каждом шагу вам попадаются красноречивые знаки, легко принимаемые за следы живущих здесь айнов. Огромные изображения их возвышаются, красуясь, на перекрестках улиц. На стульях и скатертях выделяется плавный айнский орнамент, восходящий к протоавстралийскому лабиринту. И, наконец, на прилавках сувенирных лавок поблескивают грудой наваленные там деревянные айнские фигурки медведей и молитвенные палочки с завитками стружек. Нет лишь одного: самих айнов. На ступеньках магазинов вы очень скоро заметите молодых японцев, деловито вырезающих из дерева наивные айнские поделки…
Хотя длинные, непривычные японскому слуху географические названия раскиданы по всему острову Хоккайдо, — живые айны обитают лишь в нескольких городках, и нужно долго ехать на старом, обшарпанном поезде, чтобы добраться до них.
Состав везет маленький, закопченный паровоз. В его существование в стране скоростных поездов и юрких автомобилей трудно поверить, — но вагоны медленно движутся, а едкий дым ест глаза, влетая в раскрытые окна. За ними проплывают синие леса, пустынные поля и луга, столь нехарактерные для Японии, и трудно понять, в какой стране вы находитесь.
В конце пути ждет маленькая станция, и ржавые таблички точно укажут путь к резервации айнов, а из–за горы вскоре покажутся островерхие соломенные крыши их домов. Честно говоря, сами айны давно не живут в них, но их японские дома с бумажными стенами столь же бедны и неуютны, как и соломенные хижины.
У ворот резервации стоит сгорбленная старушка и продает маленькие коробочки, сплетенные из бересты. Синий и чистый айнский халат с нарядными узорами лабиринта висит на худых плечах неловко и жалко. Глаза ее — круглые и черные, кожа белая, и лицо кажется совсем европейским, если бы не широкие губы, исколотые синей татуировкой, покрывающей и щеки, и подбородок. За тысячелетия пути из жаркой Австралии кожа айнов успела побелеть, но свойственный народам Океании обычай татуировки не изменился, оказавшись тверже, чем кожа, и устойчивее, чем многолетние привычки. Есть ли сила, способная сокрушить невидимую мощь традиций?
