— Он наверху, он на втором этаже! — закричали дети.
— Капранов плохо себя чувствует, — сказала Симочка. — Я поднимусь с вами.
— Не надо. Я сама.
Она поднялась наверх по витой деревянной лестнице. Постучала в одну дверь, потом в другую. Никакого ответа. Наконец услышала негромкое:
— Войдите…
В комнате был невероятный беспорядок. Повсюду валялись книги. Книги на полу, на столах, на подоконнике. Книги и пыль. Капканчики для мышей. Какие-то бумаги, свернутые в трубки. По углам стояли гипсовые бюсты великих людей, учебный скелет, два глобуса.
За небольшим бюро сидел заведующий детским домом. Тот самый человек, который был здесь в первую военную зиму: большой, грузный, всклокоченная борода, взгляд умный, но в нем сквозит какое-то постоянное беспокойство. Впрочем, так нередко бывает с людьми, пережившими блокаду.
— Прошу садиться, чему обязан? — спросил он, и такой старомодный оборот совсем не показался Кате смешным.
— Вы, конечно, меня не помните, — сказала она, — в сорок втором, в конце января… Один мальчик.. В общем, я принесла его вам, вы его взяли, я тогда не знала его фамилии. Меня зовут Екатерина Григорьевна Вязникова.
— Сережа Вязников? Он у нас. Хотите его видеть? Можно позвать.
Через несколько минут в комнату вбежал кудрявый паренек лет пяти, одетый в комбинезон.
— Познакомься, Сережа, с тетей Катей. Помнишь, я рассказывал, когда тебе было всего два года, тетя Катя принесла тебя к нам…
Сережа подошел к Кате. На нее глянули большие синие глаза. Трудно было сдержать себя, трудно было остаться спокойной.
— Сережа, — сказала Катя.
Он прижался к ней.
— Какая вы красивая, — сказал Сережа с уважением. — А моя мама была на вас похожа? — спросил он и, не дождавшись ответа, закричал: — Такая же, как вы, такая же, как вы!
Капранов положил на плечо мальчика свою большую руку с синими склеротическими жилками:
— Ну а теперь, Сережа, иди.
Мальчик нахмурился, потом еще раз с силой прижался к Кате и убежал.
Несколько минут они сидели молча.
— Вам надо пойти к детям, — сказал наконец Капранов.
Катя покачала головой.
— Ну, как же так, — настаивал Капранов, — помилуйте, обязательно надо пойти и сказать несколько слов. Ведь это… Ведь это детство кончается сегодня.
— Не могу, — сказала Катя, — не знаю, что сказать.
— Зачем же вы тогда приехали? Не понимаю…
— Нет, — возразила Катя, — держать речь — увольте. Не могу.
Капранов медленно встал. Он одернул пиджак, поправил галстук, попробовал причесать бороду. Кате казалось, что он все делает так, словно у него руки вывихнуты. Потом он налил немного воды в блюдечко, помочил платок и стал вычищать пятно на лацкане.
