«Можно ожидать цивилизаций на звёздах, а можно — жилых областей на небесной внутренности, только и ждущих заселения землянами».
Человечеству предстоит полёт на небесную твердь:
«Пришла пора
девиз орать:
„Вперёд к мирам!“
Пути до звёзд Колумбов ждут,
и журналисты тут как тут
транслируют со звуком:
отправить к Лире Куков
помог их спонсор, марки чьей
цигарки взял из кораблей
крылатых тот, первейший.
Не будет неба в бреши
из тучи самолётных тел.
Глядишь, и в небе хлам засел:
бутылки да похуже —
позор, скажут, и ужас.
Кометы смотрим сверху вниз,
возможен на небо круиз,
к огням исподних городов —
созвездий новых рой готов
и новая рутина,
тур к звёздам Лебединым,
каникулы у края
той Веги, что мерцает.
„Рассказывал мне батя:
бывало, не достать нам
луны всего-лишь, а сейчас
блага дедов все не про нас“.
„Как мирно жили мы под твердью,
а нынче чёрт-те что, поверьте,
везут с небесной стороны:
помаду, мыло да штаны“».
Где-то высоко Форт обозначил Сверх-Саргассово море, в пределах которого остров Генезистрин. С него выпадают на землю различные предметы, в том числе живые.
У Форта коллекция тысяч сообщений о таинственных дождях из червей, рыб, птичьих трупиков, кирпичей, искусственных камней, железных изделий, лягушек (почему, удивляется, ни единого дождя из головастиков?) и барвинков. Просто хлам попал в Сверх-Саргассово море с земли или других планет недавно или эоны назад.
Есть некоторые достоверные истории о дождях красного цвета. Зануды говорят, словно к дождевой воде примешивается красная пыль. Но Форт объясняет куда лучше:
«Реки крови, пронизывающие белковые моря, или яйцеобразная композиция, по отношению к которой эта земля является локальным центром развития.
В Генезистрине есть разносящие кровь суперартерии: восходы и закаты солнца создают их.
Иногда они озаряют небо вспышками северного сияния: суперэмбрионные резервуары, излучающие жизненные формы…
Или вся наша солнечная система есть живое существо: кровяные дожди на этой земле — это его внутренние кровоизлияния…
Или огромные живые существа в небе — такие же, как огромные живые существа в океанах…
Или какая-то одна особая вещь, особое время — особое место. Вещь размером с Бруклинский мост. Оно живо во внешнем пространстве — и что-то размером с Центральный парк убивает его… Оно капает».
Столь колоритных теорий Чарльз Форт предлагает с тысячу, и до конца книги у нас будет возможность отослать ко многим. Но уже сейчас надо определиться, что с ними делать. Юродствовал Форт или действительно свихнулся? «Гаргантюанская острота» в его книгах или искреннее откровение?
