— Ну, ты красавец. Не поранился? (- Эжен повертел пред глазами невредимую ладонь — )… Пройдёмся. Кажется, мороз ослаб.
— … Нам в другую сторону.
— Ага, конечно… Успокойся. Он это заслужил.
— … Как это — растворяемые лепестки?
— Они сделаны из мыла.
— А… Там были банки с как бы розовым просом. Оно тоже растворяется?
— Само собой.
Тоска Эжена достигла таких размеров, когда включается защита воображения. Вот конная статуя Наполеона, отлитая из мыла с запахом лавра на площади; все в восторге, но начинается дождь… под копытами пена, слизь, и прохожие, поскальзываясь, шлёпаются к ногам оплывающего идола… Кому-то вместо чёрной икры подсунули этот тающий горошек, промазанный ежевичным сиропом… Цветочная ваза из мыла… Толстая голая, розовая груша… мыло для похабников… А вот моё сердце, мадам, — алое сердце из мыла…
— … это и есть наш хлеб насущный, — говорил о своём Макс, — Ты полюбил в Дельфине дочь её отца. Полюби же и в Анри де Марсе ребёнка, которым он когда-то был.
— Де Марсе зовут Анри?
— Да. Как твоего младшего брата.
— А он меня любит?
— Он начал подыгрывать тебе в карты ещё раньше, чем я.
— Что за бред! Да когда!?…
— Я помню только, что в тот вечер на тебе был невозможный жилет в золотую полоску и галстук белее сорочки, а на фраке не хватало нижней пуговицы.
Эжен замедлил шаг, потом молчал минуту, потом попросил о расставании, сказал, что хочет побыть один, у себя на квартире, может быть, сходит в театр с Эмилем, «Ночуй на просторе», — съязвил. «Пусть, отдохни», — подумал Макс, и они расстались.
Глава XXVII. Преображение Люсьена
— Я всегда чувствовал в себе высшее призвание, но не знал, к чему меня влечёт судьба. Теперь же мне это открылось: я избран покарать зло этого мира. Не смей больше смотреть на меня, как на приёмыша для развлечений. Я — повелитель возмездия, и в мой День Гнева ты должен служить мне!
Глаза Люсьена светились в полумраке. Стоя в центре пёстрого ковра, он мысленно сжишал всю отвергнувшую его жизнь, величавый, словно апокалиптическая фантазия Блейка — новоявленный юный дракон. Серый Жан наслаждался этим зрелищем, но не спешил с признанием власти над собой:
— Гнев — не моя стихия. На мировое зло у меня свои взгляды, и особая связь у нас с ним… Я убиваю людей из любви к ним, а тебя переполняет ненависть — стало быть, мы не попутчики.
Глава XXVIII. В которой Анна причисляется к духам зла
— Здесь мы расстанемся, — сказала Анне Огаста на широкой мощёной площадке у подножья лестницы, — Тебе нужно пройти направо вон до того каменного кольца. Там сидят такие, как ты, и ждут ангела, который объяснит им, как пройти до моря. Мне там не место. Прощай.
