Гости хранили молчание, осмысливая услышанное.
— И во что сейчас превращается Корсика? — продолжил хозяин дома, чувствуя, что безраздельно завладел всеобщим вниманием. — В излюбленную зону отдыха миллионов французских граждан, которых не интересует ни наша история, ни культура. Не пройдет и двух десятилетий, как нация растворится в потоке приезжих!
— Мне кажется, вы слегка преувеличиваете, — мягко возразил Родион, — демография у вас…
— Демография? — уставился на него Франсис. — Вы, журналисты, любите жонглировать данными, не вникая в их суть. А вот вам задачка: прирост населения на Корсике в последние годы ничтожен, если вообще есть. И при этом число ее обитателей стремительно увеличивается. Каким образом, не знаете? Я вам отвечу: за счет тысяч эмигрантов и французских пенсионеров, которые перебираются на остров доживать свой век и скупают тут всю недвижимость. А наши дети вырастают и уезжают, бегут отсюда… Какое без них будущее?
— Кстати, о самом ближайшем будущем, — вмешалась Эва, которой явно хотелось переменить тему. — Завтра привезут новые декорации для спектакля, нам уже в девять утра надо быть в Кальви.
Речь пошла о закулисной жизни, которая большинству присутствующих была мало интересна.
Родион попытался перекинуться парой слов с Павлом: за эти дни им так и не удалось толком пообщаться. Но тот отвечал односложно, лишь упомянув, что договор на поставку вин с домом Ланзони, наконец, подписан и ему пора домой. На остров он прибыл на яхте, арендованной в Марселе, и на ней же планирует отправиться обратно.
Мысли Родиона переметнулись к его собственной ситуации, которая тоже ждала развязки. Ребро заживало, он был уже вполне мобилен и не мог больше злоупотреблять гостеприимством корсиканской семьи. Он представил Париж, свою маленькую квартирку под самой крышей, которая накалялась в летний зной, как доменная печь, звук вечно верещащих под окнами полицейских сирен, толпы туристов, осаждающих город…
Однако работа над новым материалом в издательстве должна была начаться только в сентябре, и у него был неоспоримый козырь в виде медицинской выписки с ключевым словом «перелом», который давал ему право провести еще пару-тройку недель на больничном. Перебирая в уме всевозможные аргументы, Родион все же нашел смелость признаться себе, что причина его внезапной трудовой апатии скрывается в другом, и причина эта вполне одушевленная. Диалог с собственными демонами в этот раз вести совершенно не хотелось, напротив, присутствовало настойчивое желание им уступить. Родион вообще редко бывал в конфликте со своим «я»: в детстве родители не пытались загонять его в рамки собственных ожиданий и давали ему право ошибаться столько раз, сколько было нужно. Поэтому романтических отношений он не боялся, легко в них вступал и так же легко их заканчивал, без ущерба для собственного эго.
