Успеть на войну | страница 72



В самый разгар веселья мы решили поздравить Сеню песней, которую мы готовили втайне от него. Я подошел к сцене обратился музыкантам с просьбой дать нам сыграть для именинника, договорившись, махнул ребятам рукой, мы быстро разобрали инструменты, я попросил минутку внимания, объявил песню.

— Сеня, мы приготовили для тебя еще один подарок и этот подарок песня, песня называется "Наш Сеня – бабник".

После моих слов он заерзал, с тревогой оглядывая зал ресторана. В самый разгар пения в зал вошли темные личности, не в смысле черные как негры, а в смысле местный криминалитет, количестве 6 человек. Типичная шпана, наглая, развязанная, шумная, устроившаяся за соседним столиком, пришедшая отмечать какой-то свой праздник. И пока мы пели, они подошли к нашему столику и попытались пригласить на танец наших девушек. Нашлись три дурочки, которые пошли с ними танцевать. Не, ну что за народ, они что. не понимают с кем пошли, и во что это может вылиться для них и для нас, но, как ни странно, после песни этих дурочек привели на место и, вежливо раскланявшись, удалились к себе, ну и мы уже спокойно вернулись за стол и продолжили наш банкет. Я уже не помню, что мне наливали, меня уже немного повело, а тут подошёл руководитель оркестра и попросил разрешения на исполнение нашей песни очень уж она им понравилась. Необычная, весёлая и хулиганистая в меру, они просили её ещё раз исполнить, да и Сеньке она тоже понравилась. А что, нам не жалко, мы опять поднялись на сцену и ещё раз её исполнили. Потом меня понесло, я спел дюновскую песню "Если б море было пивом", ребята мне немножко подыграли, получилось очень здорово, все хлопали, всем было весело. Но опять, эти три Сениных дуры, снова пошли танцевать с криминалитетом и после окончания песни, эти романтики с большой дороги, уже хорошо подогретые спиртным, не захотели их отпускать, а потянули к себе за столик. Те, видимо начали понимать, куда вляпались, стали сопротивляться вначале тихо, старались отпихнуть ухажеров, а когда те взялись за них серьёзно, тогда они наконец-то стали звать на помощь. Мы в это время Сене вручали еще один коллективный подарок – семиструнную гитару, когда и услышали призыв о помощи. Пара блатных грубо тянула двух наших девушек к себе за столик, остальные уроды, сидя за этим самым столиком, пьяные ржали, и с комментариями тыкая в них пальцами.

Ой, как голова болит, это что ж вчера, было, не помню, а-а-а вспоминается, день рождения Сени и моя премия, и зачем я так напился, что даже не могу глаза открыть, помогая себе непослушными руками разлепить глаза, я обнаружил, что моё лицо несимметрично, особенно левая сторона, на ощупь выглядит больше и болит сильнее. Ба, да я наверное в драке поучаствовал. Открыв, наконец, глаза, вернее правый, левый так и не открылся, я наконец смог осмотреться. То, что я увидел, оптимизма мне не добавило. Вокруг были до боли знакомые стены и потолок, а запах, запах был камерный. Я что, снова в НКВД? А нет, камера-то небольшая и ребята мои вон лежат на парах в костюмах, гитара стоит прислонённая к стене, о, а эти вроде бы те самые урки, с которыми я наверное подрался, ну точно – они. Хотя я и не помню, кто кого победил, но если они с нами в одной камере, значит мы в милиции, в так называемой, предвариловке. Интересно, почему я лежу на блатном месте возле окна на нижней нарке, здесь по идее должен спать криминальный авторитет, так называемый вор в законе, хотя нет, это название появится после войны, они сейчас по-моему себя называют иванами или паханами.