Вероятно, именно это и не что иное подразумевал мой наставник в своем памятном восклицании.
То было веселым летом 1873 года, в тот год у меня были последние веселые каникулы. Затем случались годы праздности и по-своему веселые, и в известной мере поучительные, но то был год моих последних школьных каникул. Год этот памятен и другими событиями, но подобающее их изложение заняло бы слишком много места и времени. Кроме того, к каникулам они не имеют никакого отношения. А вот что имеет: за день до восклицания мы осмотрели Вену, верхний Дунай, Мюнхен, Рейнский водопад, Боденское озеро – право, это было незабываемое путешествие. Затем мы отправились в неспешный поход по долине Ройсса. О, дивное время! Это была скорее прогулка, нежели поход. По Люцернскому озеру пароход доставил нас во Флюэлен, и под конец второго дня, когда сумерки уже обгоняли наши неторопливые шаги, мы едва вышли за пределы коммуны Хоспенталь. Упомянутое замечание я услышал в другой день, тогда же в полумраке глубокой долины, вдали от поселений, мы размышляли вовсе не об этике поведения, но о куда более простых житейских потребностях – пристанище и пище. Ни того ни другого поблизости видно не было, и мы уже подумывали повернуть обратно, как вдруг на изгибе дороги набрели на призрачное в сумерках здание.
В то время строился Готардский тоннель, и это мощнейшее горнопроходческое предприятие имело самое непосредственное отношение к неожиданному зданию, одиноко стоящему у самого подножия гор. То был длинный, но совсем небольшой, низкий, сбитый из досок барак с белыми оконными рамами на желтом, лишенном каких-либо декоративных элементов фасаде. И все же это была гостиница; у нее даже было название, но я позабыл его. Разумеется, перед его скромной дверью не стоял привратник с золотыми галунами. На наши расспросы ответила простого вида энергичная горничная, затем подошли мужчина и женщина – владельцы заведения. Ясно было, что никто не ожидал, а может, даже и не желал новых постояльцев в этой странной гостинице, чей суровый стиль напоминал домик, венчающий на вид совершенно непригодный к плаванию игрушечный Ноев ковчег – непременный атрибут европейского детства. И все-таки крыша у нее не была откидной, и внутри ее не заполняли до краев раскрашенные фигурки выпиленных из фанеры животных. Впрочем, присутствия живых туристов тоже не наблюдалось. Мы что-то поели в длинной, узкой комнате, сидя на конце такого длинного и узкого стола, что моему усталому восприятию и моим сонным глазам казалось, будто сейчас его дальний край пойдет вверх, как перекладина у качелей, поскольку на том конце нет никого, чтобы уравновесить две наши пыльные и перепачканные за время путешествий фигуры. Затем мы поспешили вверх по лестнице в пахнущую сосновыми досками комнату, и, прежде чем моя голова коснулась подушки, я провалился в глубокий сон.
